– Не могу сказать, что ты влился в коллектив, но своё место ты занял – это точно. Служи, как служишь.

Это было официальное одобрение моего курса, а значит предстояло совершенствоваться в этих рамках.

Природа готовит всё живое к грому и молнии. Атмосферное давление, облачность, самочувствие, – всё предвещает грозу, гром и дождь. Это чувствуют животные, это чувствуют растения, мошкара, это чувствует и человек. Невозможно представить себе, что в разгар безветренного дня, среди яркого солнца вдруг, за секунды ударит сильнейший гром, с разрядами молнии и начнётся ливень и всё это за мгновение. Это не стресс, – это явление параллельного измерения, в котором человек совершенно беззащитен и не устойчив к внезапным радикальным изменениям. Ужас, полагаю, парализовал бы волю, не позволяя адекватно мыслить и действовать. Так цунами, сметая всё вокруг, заставляет людей бессмысленно бежать, хотя очевидно, что скорость бега не сопоставима с распространением стихии. Паника. Истерика. Помутнение рассудка. Осознание полной беспомощности. Природа готовит всё живое к ненастью. Природа готовит всё живое к смене погоды и времён года, готовит, медленными намёками, а уж дело всего живого – как к этому отнестись. Орангутанг – единственный примат, который на невероятной высоте строит из веток жилище, готовясь к ненастью.

Место дислокации части находилось на окраине маленького посёлка, значительная часть которого прямо или косвенно трудилась у нас в части. В части был свой хоздвор, свиноферма, коровник, птичник – всё это требовало ухода и кормов. Вокруг нас находились сёла и два небольших посёлка, потому вести к нам пищу было делом хлопотным и командование части старалось максимально задействовать свои возможности. К нам вела самостоятельная железнодорожная ветка, которая использовалась крайне редко.

Командир части был фигурой незаурядной. В гражданскую, его часть была отведена с линии фронта для отдыха и доукомплектации. Никому бы и в голову не пришёл бы манёвр, совершённый врагом, сложный маршрут и их атака была похожа на расправу палачей с жертвами. Выжили немногие. С тех пор наш командир, старался весь сезон проводить на учениях, готовясь к отражению возможной атаки. Он был далёк от политики, зато понимал, что только много раз испытанная,

16

слаженная боевая единица и является ячейкой армии. Потому он до максимума усложнял условия учений, добиваясь максимального эффекта, при этом сам носился по полигону как одержимый, подавая пример всему офицерскому составу. Эту атмосферу нагнетания вероятной угрозы ему удавалось поднять до максимального градуса, так что никого из нас ничего больше учений не интересовало. Так было и в тот раз.

Наша артиллерийская часть находилась на громадной лужайке посреди леса, где проходили плановые учения. Мне, как замполиту, была поставлена задача – следить за выправкой состава и за регулярностью плановых полит занятий. А как личному составу сохранить выправку, боевой дух, готовность исполнять свои обязанности здесь, где нет коммуникаций, где пыль в разгар лета, заставляет следить за своим внешним видом с особой тщательностью. И занятия в поле, под палящим зноем, – это не прохладные учебные классы в здании дореволюционной постройки. Не только рядовой состав, но даже офицеры, сбивались с привычного ритма, опаздывая на занятия, обременённые целым рядом новых проблем. Я хотел быть во всём примером, – потому подворотничок подшивал три, а иногда и четыре раза на день. Было сложно с глажкой, стиркой – особую заботу требовали сапоги. Даже идеально ухоженные, они вмиг покрывались пылью. Протирать их не имело смысла, так как пыль лишь размажется по гуталину и цвет поменяется на грязно – серый. Что говорить об уходе за обувью после дождя! К политзанятиям я готовился досконально. Когда – то я был на громадном сталепрокатном заводе – не мыслимых масштабов. Рядом с заводом стоял городок, где практически все жители работали на заводе, хорошо зная друг друга. Так вот парторг этого завода, проведя экскурсию по промышленному гиганту мне сказал: