– Командир, в обморок я падал не в первый раз в течении пути до привала. Когда я лежал в полубессознательном состоянии, то слышал, как двое новеньких обсуждали детали, как сдаться в плен. А когда раскидали листовки, то к этим двоим подсел наш Шаповалов и Максимов и они о чём – то перешептывались. Мы костром – смерть себе зовём. Хотя – готов подчиниться любому твоему приказу.

Мне нужно было подумать. Ход моих рассуждений был таков: немцы поймали простых рядовых пленных, – зачем они им? Мыть машины, смазывать технику, стирать, готовить, рыть окопы и выполнять ещё множество «чёрной» работы. А если их возьмут в плен со мной? Я буду отстреливаться до последнего – это ясно, то же и Панков. Есть два варианта – нас расстреляют свои же, зарабатывая бонус, или расстреляют немцы, так как силы не сопоставимы. Если погибнет хоть один вражеский солдат, никто не будет разбираться от чьей пули – расстреляют всех, взятых живыми. Восемнадцать мужиков эта развалюха точно не укроет – факт. В любом варианте у них без нас шанс на выживание будет в разы больше, чем с нами. И нам – так же. А значит- это не предательство, а верный манёвр, который спасёт жизни солдат, не способных оказывать сопротивление врагу. На том и порешил, сообщив о решении и мотивировке Панкову. Он согласился, посчитав мои доводы достаточно убедительными.

25

Чтобы набраться сил, а главное, восстановить волю к выживанию, необходимо было время. Труд, отдых, питание. Мы привели в порядок свою комнату и тамбур, всё вымыв, почистив и проветрив. В комнате старушки была маленькая печь, а во дворе были аккуратно сложены наколотые дрова, довольно в большом объёме. Мы, помыв и почистив её комнату, проветрив помещение, сложили дрова вдоль стен комнаты высотой до окна. Цель была такова, чтобы без нас она могла хоть какое – то время чуть – чуть топить, тогда печь, на которой она лежит, будет довольно долгое время хранить тепло. Пока мы работали, то питались исключительно водой, считая её лучшей пищей.

Бабуля молча смотрела за нашей деятельностью, не возмущаясь своеволием, периодически отлучаясь во двор, чтобы увидеть, что мы делали во дворе, потом посетив туалет довольно долго лежала на печи, не питаясь. Вечером, она встала, пошла во двор и принесла нам три громадные картошки. Всё это молча, как некое жертвоприношение. Мы разварили её в казанке в воде и получили картофельный суп, вкуснее чего в жизни не ели. И юшка и кусочки разварившегося картофеля были необычайным лакомством, просто домашней пищей, о которой мы забыли. Часть лакомства мы отнесли нашей благодетельнице, она приняла еду, поела и Панков забрал мыску, чтобы помыть. Это была вторая ночь в этом волшебном укрытии. Ссадины и нарывы значительно уменьшились, под воздействием подорожника и промываний. Мой нарыв на голени я парил водой, он прорвал и теперь нужно было просто время, чтобы затянуло. Мы накосили несколько стогов сена, не понимая смысл. Под укрытием было сенохранилище и там было довольно свежее сено, значит, кто- то для чего —то это сено косил и сушил.

На четвёртый день нашего пребывания, утром, бабуля еле передвигаясь подвела нас к миниатюрной баньке и жестом предложила попариться. Вот это был настоящий праздник! К нам вернулась жизнь, оптимизм, силы, чтобы бороться, тяга победить! Стирка, купание оживили нас настолько, что чувство неполноценности ушло начисто. Мы долго пили чай из листьев дикой малины, больше вспоминая прошлое, чем планируя будущее, естественно, угощая хозяйку. Пайка в три картошки в сутки на двоих с хвостиком было всё равно – мало и мы начали думать, как из леса добыть съестное ей и себе, совершая рейды в разных направлениях.