Тальрех, спрятал медальон, медленно встал и пошёл на поляну. Разбойники ещё спали, Лаис неспешно седлал лошадей.

– Нам, это, идти пора, – сказал латник, обернувшись на Стража.

– Угу.

Разбойников разбудили. Тальрех достал из мешка верёвку, посмотрел на мужиков, потом на Велку и убрал моток обратно. С удивлением заметил, что от такого решения дышать ему стало легче.

По тракту шли молча. Тальрех вёл лошадь под уздцы. Он был погружён в свои мысли и лишь краем сознания приглядывал за спутниками. Мужики брели, повесив головы, каждый придерживал сломанную руку здоровой. Даже между собой они не переругивались, а о Велке, казалось, и вовсе забыли. Горе-разбойница тоже шла молча, немного отстав от Стража.

Латник ехал верхом, чуть позади. Одна его рука придерживала поводья, вторая лежала на мече. Он всем своим видом показывал, что не разделяет уверенности Стража, будто разбойники не разбегутся. Хотя уж он-то точно должен был понимать: их попытку договориться Тальрех услышит, а уж если они просто побегут в разные стороны, то Стражу хватит пары мгновений, чтобы нагнать обоих.

– А где все обозы? – оглянулся на Лаиса Тальрех. – Два дня идём и никого не встретили…

– Так торговля вся, будь она неладна, на юге и на побережье. А тут, это, торговать нечем.

– В смысле, нечем?

– Зверя нет, а почва, благодаря… – Велка, решительно перебившая латника, теперь замолчала, но, усмирив гнев, продолжила: – А почва вся высушена песками из Сояль-Кали.

– Торговли нет, зверя нет, земля мертва. Как вы налоги платите? Чем вы их платите?!

– А ты как думаешь? – грустно усмехнулась на вопрос Стража Велка.

– Князь, что, этого не знает?

Велка только презрительно хмыкнула, Лаис молчал.

Как можно собирать налоги с голодающих? А Царь? Он же должен об этом знать… Теперь гневная речь, сказанная разбойницей накануне, начала обретать смысл.

Если поместный князь собирал налоги и перед Царём отчитывался, что в его землях всё хорошо, то народу здесь хорошо быть не могло. Вместо помощи от Царя люди получали наказания, оказывались в долговых ямах. Или на тракте. Как эти…

Вот оно. Вот то, что не давало покоя. Если вчера Тальрех только смутно угадывал, то теперь он это знал. Понял, что эти люди оказались в лесу от безысходности.

Но секундное облегчение оказалось снесено лавиной паники. Как он, Страж, может их оправдывать? Их трусость и скудоумие не могут быть оправданием за разбои и грабежи. Они должны были найти другой выход, а не идти на тракт. Разум Стража требовал справедливого наказания, но что-то внутри протестовало, вступалось за… Нет, как бы того ни требовал разум, разбойниками своих спутников Тальрех больше назвать не мог.

Сердце бешено колотилось, а на лбу выступили капельки пота. Перед глазами всё смешалось.

Стражу не удалось скрыть своё состояние ни от Лаиса, ни от Велки. Она сорвала с седла серебряную флягу и протянула Тальреху. Латник велел сворачивать с тракта.

С таким противоречием Тальрех столкнулся впервые. Даже при разборе мысленных экспериментов в Башне такую ситуацию не просчитывали. Всю жизнь его готовили служить народу и Царю. Но если Царь не заботится о народе, не знает, что его люди голодают, как ему служить? Неужели придётся выбирать? Такой выбор будет самым сложным, немыслимым, невозможным. А само существование сомнений означает нарушение клятвы, смерть и, возможно даже, лишение печати.

Панику прервал случайно упавший на мужиков взгляд. Они опустились на землю под деревьями. Их лица были бледные, глаза ввалились, а сломанные накануне руки опухли и посинели. Под тряпками скопилась кровь и могло начаться нагноение. Тальрех выругался и начал копаться в дорожном мешке.