Загрузившись в эшелон, 27 декабря 1979 года мы тронулись в путь длинной в жизнь, не предполагая, что большинство из нас или погибнет в бою, или получит ранения, или… да что говорить. Но, ни один не сможет вернуться к мирной жизни, и до самой встречи со старухой Смертью будет помнить те годы так, словно они пронеслись перед глазами лишь вчера, как самые лучшие в жизни.

Это было славное время. Время больших надежд и приключений. Великой дружбы и братства. Время ожиданий и свершений. Чудное время молодости. Мы все жили ожиданием чего-то великого, в котором наши имена займут достойную строчку в истории страны, мы верили в удачу и наши вооружённые силы, в Брежнева и наше Правительство. В Министра обороны и советский народ, названный после Великой отечественной – победителем. Мы все были частью того народа.

Литерный, пронзая пространство, мчался к своему финалу. На редких остановках толпы неконтролируемых «партизан» мчались в магазины, запасаясь водкой, пивом и кагором, от чего дух в вагонах стоял настолько терпкий, что без противогаза к личному составу практический не пробраться.

Призванные на военную службу резервисты, окончательно забывшие на гражданке что такое дисциплина. Чем-то, напоминая армию батьки Махно времен Гражданской войны – немного озверевшие, чуть пьяные, абсолютно неконтролируемые и безрассудно храбрые, они могли бы стать тем стержнем, который поставит на колени любое государство, вставшее на нашем пути к миру. Но пробыли они в Афганистане не более двух месяцев. Чем спасли его от полного разграбления.

В нашем закутке пьянка давно стала частью этого путешествия. И старший лейтенант Шорников, и капитан Косинов с удовольствием распивая очередной пузырь, делились мыслями по конечному пункту, все чаще останавливаясь именно на Афганистане, как наиболее приемлемой части планеты, где присутствие советских войск была крайне необходима. Но тут разразилась революция в Иране, и мысли мгновенно перекочевали в ту сторону.

Командир первой роты Косинов. Нахальный, как всякий офицер, пересидевший на своем месте три срока, чем-то смахивая на гусара Екатерининских времен или на поручика Ржевского из анекдотов, знал все, о чем бы его не спросили. Ему не откажешь в смелости, но вот с правдивостью и совестью он не дружил. В общем, настоящий барон Мюнхаузен из Казахстана, и даже чем-то был на него похож.

Роста не более 175, сухой и подвижный, из него мог получиться хороший артист цирка, после стакана алкоголя рвался в ротный вагон с бойцами изображать интенсивную работу. Делал замечания. Ставил задачи. Отменял ранее поставленные задачи. Солдаты таких любили. Если откровенно, его забота о бойцах впечатляла. Для них он был и отцом, и матерью, и тещей, и дедушкой с бабушкой и братом и сватом, и милицией, и прокуратурой, и судом Линча. В одном флаконе.

И очень хотел получить медаль или орден. Лучше второе и побольше, некоторым, и ему тоже, это удалось.

Начальником штаба батальона служил старший лейтенант Олейнич (прозвище Олень) и этим все сказано. В дальнейшем стал комбатом и капитаном. Ничего примечательного. Ничего выдающегося. Армейская серость. Не все его любили, да и я, как помню, не слишком его уважал.

А вот зампотех батальона был человеком неординарным (в худшем понимании этого слова). Таких редких зубов, как у него, я не видел даже в фильмах про вампиров. Был страшен не в гневе, а своей улыбкой. Мог выпить литр водки и не моргнуть глазом. Пил. Много. В одиночку и в паре. Любил падать на «хвост». Майор Титов Виктор Никитович обладал всеми чертами приближающегося дебилизма. Но Советской Армии именно такие зампотехи и были нужны. Прямые, как траектория полета лома в безвоздушном пространстве. Свирепые, как зомби.