Инакен проводил ее до замка, проследил, чтобы она поднялась на веранду, и откланялся, сославшись на срочные «дела сердечные». Окинув взглядом мрачные входные двери, Ника решила, что еще не готова вновь окунуться в свое бесцельное заточение, а потому осталась на улице. Выудила из кармана бутылочку и, попивая на ходу, медленно побрела вокруг замка, прислушиваясь к слабому плеску фонтанов в тишине теплой ночи.

Дойдя до одной из лестниц, ведущих в яблоневый сад, Ника юркнула в альков: перед ней, привалившись к перилам, стояла пара. Мужчина прижимал спутницу к себе, одной рукой зарывшись в светлые локоны, целуя фарфоровую шею, а она, смущенная так сильно, что даже в темноте был заметен румянец, тихо постанывала, пытаясь то ли оттолкнуть его, то ли занять позицию поудобнее.

– Кэт, милая, – прошептал Домор, скользя губами по ее шее вверх. – Расслабься.

Ника замерла, так и не донеся бутылочку до рта, и с любопытством разглядывала их. Скованное выражение лица блондинки и ее топорные, деревянные движения показались Нике совершенно неподходящими для такой элегантной, изысканной внешности. Руки Домора пристроились на лице и талии девушки, рубашка на широких плечах натянулась, и мышцы внушительно играли при каждом движении. Ника инстинктивно облизала высохшие губы и несколько раз моргнула, борясь с желанием ударить себя по щеке. Глотнула из бутылочки и пообещала, что с завтрашнего дня пить в этом замке больше не будет.

– Не козел, а жеребец, – прошептала она.

Блондинка распахнула глаза, резко посмотрела на нее и так вытаращилась, словно ничего страшнее в своей фарфоровой жизни не видела. Домор тоже обернулся, и его спутница, воспользовавшись моментом, ловко выскользнула из его объятий, на ходу присела в неуклюжем реверансе и была такова – только затихающий цокот каблуков напоминал о ее присутствии.

– Определитесь уже, госпожа, – холодно сказал Домор, поправляя воротник рубашки.

– Не разбираюсь в парнокопытных. – Ника привалилась к стене и оглядела его с ног до головы, а потом небрежно указала рукой с бутылочкой на его брюки: – Ширинку застегни.

Домор как ни в чем не бывало дернул молнию вверх и, скрестив руки на груди, оперся спиной на перила. И Ника удивилась, как спокойно он выглядел для мужчины, которому только что испортили весьма многообещающий вечер. А еще внезапно разозлилась, потому что впервые встретила человека, который на любом чемпионате по невозмутимости брал бы Гран-при, оставляя ее саму далеко позади. Так они и стояли какое-то время, сверля друг друга взглядами, пока в ее бутылочке ничего не осталось.

– Значит, вы освоились? – спросил он.

Ника пожала плечами, игнорируя совершенно неуместный укол разочарования от этого «вы». Она было решила, что тайна, которая теперь их связывала, отбросит эти официозные игры. Так ей стало бы куда проще поверить в то, что Домор эту тайну сохранит, потому что доверия к тем, кто обращается к ней на «вы», она никогда не испытывала.

– Оклус не отзывал приказ вас охранять, поэтому, если вам захочется выбраться, дайте знать. Я всегда в вашем распоряжении.

Ника скривилась, закатив глаза.

– Слушай, а возможно… ну, не знаю… Хотя бы теоретически – возможно не ездить мне по ушам этой херней с выканьем, приказами и прочим? Было бы очень круто!

Взгляд Домора оставался непроницаемым, а вот губы неожиданно тронула легкая улыбка:

– Как прикажете.

Говнюк.

Сцепив зубы, Ника вытащила вторую бутылочку и, отсалютовав эльфу, опрокинула в себя половину. Жаль, что в таких количествах алкоголь на нее никогда не действовал так, как хотелось бы, и пустой треп не приносил никакого удовольствия.