– Миккая, – позвала она. – А у нас… в смысле в столице и других… Короче, помимо Морабата люди знают обо всех этих истинных потомках, синих глазах и прочем?

Миккая посмотрела на нее так, словно Ника впервые за весь день сказала что-то действительно умное.

– Мы не печатаем это в газетах и учебниках, если ты об этом. Но твоя семья в курсе. И семья Саквия тоже.

Ника задумчиво кивнула. Знать наверняка она не могла, но за идею зацепилась, пообещав себе, когда вернется, поделиться мыслями с отцом или Михаилом: Долохов избавлялся от потомков Харуты, не зная про различия между истинными и неистинными, – а иначе как еще объяснить список Алекса? Только зачем ему это нужно? Может… Ника нахмурилась. А что, если это просто месть ее потомкам за предательство брата? И тогда Долохов не просто советник Саквильского, а его родственник и работают они сообща?

Не мели чушь, Харт-Вуд. Отец Алекса, конечно, подонок, но чтобы уж настолько… Да и столько лет прошло – с чего бы они сейчас проснулись со своей местью? Полный бред.

– Уже поздно, – в ее мысли ворвался голос Миккаи. – Сегодня можешь спать не работая. Но если останешься, будешь вкалывать наравне со всеми.

Ника удивленно посмотрела на нее и едва сдержала улыбку.

– Я останусь.



Terra ignis, замок Стамерфильда.

Май 2018 года

В ту ночь, когда Домор вытащил ее из мясорубки с Алексом, Ника позволила увезти себя в замок отца. Она и слова не сказала – сидела в машине рядом с мужчиной, до немоты в пальцах вцепившись в край куртки Алекса. Мимо проносились уже знакомые пейзажи, показались исполинские ворота замка. Затем лестница, зеленый коридор и спальня. Ника не помнила, сама ли дошла до кровати или ей помогли.

Кажется, кто-то шепнул: «У нее шок». А может, она сама себе прошептала? Тогда она ничего не помнила и не понимала. На несколько дней ее мир погрузился под воду, все вокруг приглушилось, поблекло и сузилось до светлого потолка над головой. Ника лежала на спине, завернувшись в эту чертову куртку, и смотрела, смотрела, смотрела, изредка проверяя зубы кончиком языка. Клыков не было. Может, их и тогда не было, и сейчас она себя накручивает… Ну что ж… Возможно, у нее и вправду шок – кто знает?

В какое-то утро (вечер? день?) пришла Лидия. Даже удивительно: еще недавно Ника хотела встретиться с ней, задать кучу вопросов, но сейчас, увидев ее краем глаза, ничего не почувствовала. И только резко тряхнула головой, когда женщина прикоснулась к ее волосам.

– Мы можем поговорить?

Ника молчала.

– Пожалуйста, милая. Мы можем поговорить?

Голос Лидии звучал незнакомо. Ника была уверена, что вспомнит его даже спустя столько лет, но увы: эта женщина казалась чужой. Ника щурилась, мысленно рисуя на воображаемом холсте потолка тот забытый образ бабушки, читавшей ей сказки в лондонском парке, и этот образ был куда ближе, чем та, что примостилась на краю ее кровати.

– Николина…

Не дождавшись ответа, она ушла.

Спустя время, очнувшись от очередной дремы, Ника выудила из кармана куртки Алекса телефон, включила его (батарея еще держала заряд), вставила наушники и запустила плейлист.

Touch my neck and I’ll touch yours…[2]

Блядство. Ника отбросила телефон, и он улетел к противоположной стене. Она резко села, хватаясь за голову: комната поплыла, в затылке словно активировалась барабанная установка. Ника слезла с кровати и, пошатываясь, побрела в ванную. В зеркало не смотрела – из опасений наткнуться на взгляд монстра или увидеть всю глубину отчаяния, в которое она так старательно проваливалась минувшие дни. Плеснула в лицо холодной водой, промокнула глаза рукавом куртки и вышла.