Я уезжаю в Шанхай на три недели учить китайский, спрашиваю, нужно ли замораживать мою клубную карточку. Су Линь Чжи, Администратор (да, та самая, которая всё подсовывала мне шкафчики номер четыре и номер четырнадцать13 – а после моего новогоднего торта пошли восьмерки, шестерки14 да прочие подарки), и Гуо-лаоши, и его дочка-бутон окружают меня. К ним подтягиваются женщины из моей группы. – Чу нали? Чу Шанхай, ма? – Так далеко! (Всего-то три часа на скоростном поезде). Так надолго! За китайским? Чего за ним ездить? – Смеются, не верят, качают головами. – Ты возвращайся к нам, мы будем скучать. – Гуо-лаоши обнимает меня, девочка краснеет.

Ты сегодня слишком много думала во время медитации, – говорит учитель. И показывает снова: вот вода, вот ветер, он дует тихо, но уверенно, он не взметает воду, а лишь чуть касается её. У тебя узел в голове, вот тут, он не дает тебе расслабиться. – Ему не хватает английского, мне китайского, но он прав – и я, в свою очередь, понимаю его на все сто процентов.

Да нет, Гуо-лаоши. Я не думала слишком много, я вообще не думала. Просто я сержусь на одного человека, это он и засел в моей голове, залег там как замерший зародыш.

Ты должна каждый день – показывает, как надо сесть, выровнять спину, расслабить вот здесь, ноги так, а руки эдак, и накинуть на плечи одеяло, и дышать, медленнее, тише, и ещё тише, и ещё, слушать ветер внутри себя. Он улыбается. Он хороший учитель, но улыбается не как гуру. Он слишком красив, слишком любим всеми нами, и в нем есть кокетство. Я думаю, оно пройдет. Хотелось бы, чтобы это было не больно.

Ветер, вода, Шанхай, вдох, выдох, не торопись, О-ли-га, не убегай. Мы будем здесь, гора Тайшан будет здесь, ты можешь не беспокоиться. Север, юг, восток, запад. Ты уже приехала. Ты дома. И тебе совсем не нужно туда к нему ехать. – К кому «к нему», Гуо-лаоши? – Да не знаю я, это я так сказал, просто для примера, – слегка ухмыляется мой гуру.

Попрощайся, малышка. Скажи: бай-бай, О-ли-га. Бай-бай, девочка-бутон. Расти, росток. Не дрейфь. Не отдавай своей свободы. Слушай ветер внутри себя.

Онемевший перед фестивалем весны Шанхай. В этом году новый год пришёлся на 28 января. Обычно это самое холодное время. Но сейчас потеплело, цветут сливы здесь, в парке Лю Сюня15, и еще много чего цветет, и особенно красиво вот это желтенькими нежными цветами усыпанное деревце… И в городской тишине вдруг запели птицы – не по-воробьиному, а серьезно так, уверенно выводят. В парке Лю Сюня всегда весна и всегда свой уклад – дедули и бабули играют в маджонг и карты, мужички среднего возраста пускают в небо змеев, соревнуются, запрокинув головы c серьезным видом, летательные устройства так высоко, что их не видать. И ещё: бадминтон, шахматы, музыканты с эрху и флейтами, лодки скользят по озеру… А есть чудаки, которые гуляют со своими личными птичками, в клетках. Несут иногда на длинной как коромысло палке три-четыре большие клетки. Тоже традиционная забава. Но это всё в парке. Город же – в летаргическом сне.

…Рабочий люд кинулся по домам – надо успеть в свои городишки, деревни. Северяне едут с юга на север, южане в обратном направлении, центр возвращается к себе. Если она замужем – то сначала с семьей к его родителям, потом только к своим, студенты тоже должны в эти дни быть дома. Вчера ещё народ сновал туда-сюда, вез на мопедах и тащил в охапку коробки с орехами, пакеты с финиками, сушеными мясом, рыбой, грибами, фасолью и чечевицей, канистры масла и соевого соуса, сегодня – они все исчезли, как стертые компьютерной программой. Сегодня они уже дома: чистят крыши, вставляют и моют окна, вывешивают выстиранные одеяла и занавеси; лепят пельмени, готовят прозрачные цветные пирожные няньгао, обменивают рис и мандарины на байджо