Эйдан сел позади нее на выступ. Сам не знал, что собирался делать – ловить, если что?

– Давай без глупостей, а? – попросил, хотя знал, что звучит глупо и банально, он бы сам на эти слова не повелся.

Она просто сидела, просто молчала. Его пугали ее свешенные в пропасть ноги. Сказать: «Это пройдет?» У него и то не прошло до сих пор, у нее подавно.

Неизвестно сколько еще завывал ветер, гнавший и не умевший прогнать бесконечные тучи, прежде чем Лиза заговорила.

– Мы любили друг друга, знаешь… По-настоящему. Как дураки, неспособные поверить, что отыскали настоящее чувство. И счастливы были всего три месяца…

Снова сказать «пройдет»? «Отпустит»? Некоторых всю жизнь не отпускает.

– Только Макс ревновал… Дурачок. – Последнее прозвучало ласково и очень печально – мол, как можно было во мне сомневаться? – Вот и увидел, как меня не вовремя поцеловал Крис, однокурсник. Оукман всегда был наглым…

«…жаль, поздно дала ему пощечину…»

Перед глазами Ллена плыл кусок чужого прошлого: светлый коридор института, широкие окна, дерзкий и самонадеянный Крис, прижавший Лизу к стене. Макс с букетом цветов, смотрящий на эту сцену издалека…

– Он бы иначе не сел за руль пьяным. Никогда не садился.

«Из-за меня».

Чего Эйдан терпеть не мог, так это праздного самобичевания. И понял вдруг, что ему хватило собственного, вот прям позарез хватило. Пора или отпускать ситуацию к хренам, или исправлять ее; заработал на полную мощность мозг.

– Слазь, короче, – вдруг сказал Лизе, – придумаем что-нибудь.

От нее тишина. «Что тут придумаешь, если поздно?..»

Да не бывает поздно. Не на Уровнях, не когда ты служишь в Реакторе.

– Убирай ноги из пропасти, нервирует, – выплюнул грубо. Подумал, оценил риски, шансы, порядок действий. – Я верну тебя в прошлое. По крайней мере, постараюсь.

– В бар? – она даже улыбнулась, мол, какой парадокс. Зачем ей обратно в бар?

– Да не в бар! В тот день, когда тебя этот хрен с горы поцеловал. Сделаем так, что ты сохранишь об этом память, дашь ему по яйцам до того, как он полезет. Макс останется жив.

И вздохнул. Понял, что изворачиваться перед Дрейком придется крепко, потому что закон Эйдан переступит не единожды.

– В прошлое? – Лиза будто только очнулась. Повернулась впервые с того момента, как он влез за ней на крышу. – А это… можно?

Можно. Ллен был злее злющего.

– Ноги убери оттуда!

«Третий раз просить не буду».

Девчонка, сидящая не только на краю здания, но и на внутренней трещине между собой живой и собой мертвой, потихоньку затянула ноги на парапет, отодвинулась от края. На лице недоверие и первый проблеск надежды – она была готова цепляться за любую соломинку. Правда, все еще липла к ее сердцу тьма, но Лиза гнала ее, как умела.

– Это же… кем надо быть? – задала вопрос, и он понял.

– Я работаю на Комиссию. – Если уж честно, то честно. – Думаешь, человек со способностями метаморфа мог бы работать где-то еще?

«Если на Комиссию, тогда возможно, наверное. С порталами», – весь мыслительный процесс отражался крупными буквами на ее лице.

– Слазь. Пошли сушиться. Кофе пить. Ты будешь спать – я думать, поняла?

Ему стало легче уже оттого, что он больше не видел ядерный взрыв в ее глазах. Первым пошел к ведущей вниз лестнице; женские шаги зашуршали следом.

– А… а как тебя зовут? – вдруг послышалось сзади.

Значит, точно оживает; Эйдан потер висок.

– Йен, – ответил коротко.

«Ллен» все равно никто не понимает, переспрашивает, не верит. Такое уж странное имя.

Она прошла за ним, как привязанная, три этажа, прежде чем прошептала:

– Спасибо, Йен.

– Пока не за что.

Глава 4

(Secession – Be Bold And Be Brave)