Покинутая им программа между тем неплохо жила и без него. Мехмед явно превзошел его в качестве ведущего.

Шюман поднялся, принялся бродить по комнате из угла в угол.

«Какого черта я сел в эту лодку? – подумал он. – А сейчас она уже отплыла далеко от берега».

Дождь уже начал действовать Аннике на нервы, Бертиль Странд как ни в чем не бывало устроился в редакционном автомобиле «Конкурента» и, судя по доносившемуся оттуда его смеху, чувствовал себя там как дома. Она никогда не опустилась бы до подобного лишь ради того, чтобы немного согреться и обсушиться. Анника огляделась в поисках какой-нибудь защиты от ветра, любой крыши. Ее взгляд остановился на теплице, расположенной немного выше парковки. Интересно, такие обычно запирают?

Замок на стеклянной двери отсутствовал. Анника открыла ее и проскользнула внутрь. Тепло и запахи цветущих растений обрушились с такой силой, что у нее закружилась голова. Только сейчас она поняла, что весь день ничего не ела. На грани голодного обморока и промокшая, она села на гравиевую дорожку, протянувшуюся между двумя рядами кустов томатов, прислонилась спиной к большому деревянному горшку и посмотрела наружу сквозь прозрачную стену. Парковка и ведущий к дворцу мост предстали перед ней как на ладони.

Слова, которые она весь день пыталась выбросить из головы, сейчас всплыли в памяти.

«Вот, значит, как все получилось. Бывают же такие мамаши. Черт побери. Этого я никогда не прощу».

Она втянула воздух носом, а потом медленно выдохнула его через рот.

– Извини, – прошептала она. – Мне очень жаль, но ты же знал, что я должна…

На несколько минут Анника оказалась в плену двух эмоций – чувства вины и жалости к себе, они боролись между собой за пространство в ее душе, и она чувствовала себя несчастной, без особой уверенности в этом. Даже всплывшие из памяти лица детей не тронули ее глубоко.

Она поднялась, отыскала кран и утолила жажду, нашла длинную грядку рукколы и сахарного гороха, набрала себе немного того и другого, стараясь, чтобы это не бросалось в глаза.

«Я приглашу Томаса сюда во дворец на ужин и дам официанту хорошие чаевые», – пообещала она себе, защищаясь от угрызений совести по поводу собственного воровства.

Теперь голова у нее кружилась уже не так сильно, она вернулась назад к деревянному горшку и после секундного колебания позвонила Анне Снапхане. И как раз когда должен был включиться автоответчик, услышала голос подруги.

– Тебя еле слышно, – сказала Анника.

– А ты как хотела? – прошептала Анна и увеличила громкость работавшего на заднем плане радиоприемника.

– Как у тебя дела?

– Трудно дышать, – сообщила Анна усталым голосом. – Как думаешь, можно получить астму за одну ночь?

Анника не ответила, не хотела потворствовать ипохондрии подруги.

– Это так мерзко, – продолжила Анна. – Я вижу ее перед собой постоянно, такое ощущение, словно это моя вина.

– Вот как, – сказала Анника, – но ты же не можешь…

– Не говори мне, что я могу, а что нет. Не ты же сидишь здесь словно какой-то чертов убийца.

Анна стала плакать в трубку. Анника уже пожалела о своем звонке.

– Будем кончать? – спросила она осторожно. – Хочешь, чтобы тебя оставили в покое?

– Нет! – прошептала Анна. – Пожалуйста, не отключайся.

Потом они сидели молча долго, слушали радио.

– Они сказали, когда вы сможете поехать домой? – спросила Анника.

– Нет, просто пообещали отпустить нас, как только побеседуют со всеми. Твой знакомый комиссар здесь, кстати. Он допрашивал меня. Злой, дьявол.

– Ты разговаривала с Мехмедом? – спросила Анника. Ее подруга вздохнула:

– Ты не могла бы позвонить ему и сообщить, что я застряла здесь? Боже, как я скучаю по Миранде.