Невнятная, но мощно-тяжелая тревога давила Семена уже несколько дней. Наверное, виновата была погода: за несколько спокойных недель люди привыкли к легкому морозцу, к безветрию, к бледно-голубому небу с неярким солнцем. И вдруг все изменилось: небо затянуло тучами, то поднимался, то стихал довольно сильный ветер, в течение нескольких часов крепкий мороз мог смениться оттепелью, и тут же вновь резко холодало.

Ничего, кроме дурных предчувствий, руководству племени Семен предъявить не мог. Тем не менее его приняли и, кажется, поняли. Людям было рекомендовано слушать его советы и выполнять их. А что он мог предложить? Ну, кое-что мог: завалить стены вигвамов снаружи снегом и утоптать его – как можно выше и больше. Пусть жилище станет сугробом, из которого торчат концы жердей на дымоходе. А внутрь попадать как? Ройте тоннели, коридоры – что угодно! Слишком мало вокруг снега? А не надо засыпать все вигвамы – только самые крепкие. И переселяйтесь туда – заодно и дрова сэкономите. Тесно и неудобно? Да, конечно, но как-нибудь переживете. Понимаете? ПЕРЕЖИВЕТЕ!

Ему вняли не все. Но многие.

И вот настал вечер, когда облачность на небе приобрела некую ориентировку. Облака как бы сформировали гигантскую многохвостую спираль, центр которой находился где-то за горизонтом на северо-западе. «Это как же называется по науке, – пытался припомнить Семен, – циклон? Тайфун? Торнадо? Нет, торнадо – это что-то другое – ох-хо-хо…»

Явно приближался ураган или еще какой-то атмосферный катаклизм. Далеко не первый, конечно, за эту зиму и, наверное, не последний. Почему же всем так тревожно и страшно?

Ветер поднялся уже в сумерках – теплый, влажный, мощный. Люди забились в жилища, пытались, подтягивая ремни креплений, прикрыть отверстия дымоходов. Большинство вигвамов уже было до половины и выше присыпано снегом и ветровую нагрузку держало хорошо. Правда, этот снег начал на глазах оседать и таять.

Семен был ярым противником всяческих коммуналок и общежитий, но тем не менее первым подал пример «уплотнения». Свой построенный когда-то на скорую руку вигвам он утеплил и засыпал снегом. А потом предложил Бизону переселиться к нему вместе с женщинами. Решение было, конечно, правильным, но далось оно ох как не легко. В общем, в этом коническом сооружении и раньше-то танцевать было нельзя, а теперь… Зато тепло. И потом, накормить двух мужчин вместе женщинам легче, чем каждого порознь.

Было уже поздно, и огонь в очаге давно потух, но на одном из камней обкладки стояла кособокая глиняная плошка с топленым жиром. Моховой фитиль чадил, не давая ни тепла, ни света, он лишь обозначал присутствие огня. Женщины забились под шкуры и лежали тихо, но было ясно, что они не спят, слушая вой и свист ветра. На той стороне очага едва угадывался контур Черного Бизона. Он сидел, обхватив руками колени, и тоже смотрел на фитиль.

Мужчинам давно нужно было забраться под шкуры к женщинам и попытаться уснуть, но… Но они же прижмутся мягкими, теплыми телами. Прижмутся даже не в ожидании ласки, а в надежде получить, впитать, присвоить немного защищенности, немного мужской уверенности в своих силах, в том, что все в конце концов будет хорошо. Они – женщины, им это нужно. Но как же им дать то, чего у тебя самого нет, как поделиться тем, чего самому мучительно не хватает?!

«Бизону, наверное, еще тяжелее, – мрачно думал Семен. – Мой жизненный опыт богаче, я больше знаю. А вокруг него рушится привычный мир, ему не за что зацепиться, не на что опереться. Хорошо, хоть молчит, не задает вопросов, не требует объяснений и поддержки. А вот бабы… Если в трудную минуту добровольно не поделиться с ними своей „жизненной силой“, они ведь будут требовать этого насильно. Как? Очень просто – начнут плакать и все. Только бы не…»