В чем же состоит этот переворот, если попытаться выяснить его наиболее общие следствия?

На этот вопрос ответ нам даёт один из крупнейших представителей фонологии Н. Трубецкой. Он сводит, в конечном счёте, фонологический метод к следующим основным положениям: прежде всего фонология переходит от изучения сознательных лингвистических явлений к исследованию их бессознательного базиса; она отказывается рассматривать отношения как независимые сущности, беря, напротив того, за основу своего анализа отношения между ними; она вводит понятие системы.

«Современная фонология не ограничивается провозглашением того, что фонемы всегда являются членами системы, она обнаруживает конкретные фонологические системы и выявляет их структуру; наконец, она стремится к открытию общих законов, либо найденных индуктивным путем, либо, выведенных логически, что придает им абсолютный характер» [44. С. 243].

Обращение к языковому фактору в антропологии так или иначе ведёт к этимологическому поиску, что сродни археологическому. Если рассматривать язык как феномен природного явления, то в нём применим принцип феноменологического метода Э. Гуссерля: феноменолога не интересует та или иная моральная норма, его интересует: почему она норма? Перефразируя, можно сказать: этимолога не интересует слово как таковое, его интересует: почему оно стало словом, воплотившись в эту фоноформу? Почему оканчивается на У?

Каким же было слово – первородное? Конечно, непохожее на нынешнее, иначе бы учёные давно расшифровали родословную языка, но пока что ищут сходство слов разных языков, а это уже не совсем этимология, а больше сравнительное языкознание. В этимологии же нужна, своего рода, лингво-археология, начиная с забытого языка, который языковеды назвали «немотивированным слоем». Это самый употребляемый во все века и повсюду лексический фонд, без которого не обходимся ежедневно, ежечасно: рука, дерево, стол, слово, дом… Можно теоретизировать, фантазировать в словесной мишуре, препарировать, перекраивать слово, и даже приписывать ему всякую-на-всякую бесовщину, приписывать слову сакральный смысл и некую мудрость, ниспосланную из космоса. Но всё это – абракадабра. Заметим, что, если перевести это древнее слово на современный язык археолингвистическим методом, получим аксиому: пустотой не заполнишь пустоту.

Как и любая наука, этимология тоже должна опираться на его величество ФАКТ.

В одной из статей академика О. Н. Трубачёва «Праславянское лексическое наследие и древнерусская лексика дописьменного периода». [43. С 535] перечислены топонимы с именными названиями: Старицкая Плота, Ржавая Плота, Долгая Плота, Сорочья Плота, Гнилая Плота и другие. Далее автор пишет: « … плот «средство передвижения по воде», с дальнейшим родством с плыть, плыву, что, в общем, естественно для обозначения водного тока или русла». Если иметь в виду натуральный плот как средство передвижения по воде, то почему эти места обозначены именами? Плот, он в любом месте плот как средство передвижения. Каждому топониму своё обозначение Старицкая, Ржавая.… Значит, это были места постоянных переправ через реки. А перебирались через реки не только на плотах, где можно было найти брёвна, но и вброд. ПЛОТ и БРОД. В чём единство разницы?

Учёный Эрнест Ренан в половине 19 века считал (и не только он), что гоняться за древней филологией не стоит, так как она ушла в недосягаемое прошлое, но какие-то процессы, следы древних законов, которые действовали в пору зарождения языка в той или иной мере сохранились, и должны изучаться. Учёные-языковеды по самым древним письменным источникам, диалектам установили тенденцию восходящей звучности. Теория слогораздела была разработана Р. И. Аванесовым, однако все его работы и работы последующих авторов исходили из существующей грамматики и её особенностей, хотя они стремились анализировать и протославянские изменения внутрислоговой звучности.