За первым «мессершмиттом» вынырнул второй, третий. Они не стреляли – не сумели прицелиться в развороте – и пошли на второй заход.

Вторая тройка выпустила несколько очередей по бомбардировщикам Цветова и тоже промазала. Звено Колесникова пока не атаковали: то ли решили вначале разделаться с лидером, то ли понимали, что подбитая машина далеко от них не уйдет.

Истребители уходили вверх, вправо красивым боевым разворотом. Меньшиков толкнул сектора газа до упора и бросил бомбардировщик следом за ними. Штурман запоздало пустил вслед очередь, трасса растаяла вдали, не достигнув цели.

– «Мессеры» сзади! – крикнул Пикалов. – Восемь штук!

В тот же миг застучал пулемет, отдаваясь мелкой дрожью на штурвале. Майор продолжал закручивать боевой разворот вправо, теперь уже с намерением подойти к самолету Колесникова и прикрыть его своими пулеметами. Вот он наконец-то показался на встречнопересекающихся курсах, еще немного – и можно будет перекладывать рули влево. И в этот самый миг пара истребителей, отделившись от восьмерки, ударила по израненному бомбардировщику.

Меньшиков видел, как трассы вонзались в левый мотор. Из него вырвались языки пламени, повалил черный дым. Бомбардировщик сильно накренился и, словно в предсмертном прощании, качнув крылом, сорвался вниз.

– Истребители слева!

Бросок влево. Справа, как молния, сверкнула трасса. Запоздай Меньшиков на долю секунды – она пронзила бы бомбардировщик.

А небо перечеркнул уже второй черный след. И не было ни времени, ни возможности взглянуть, чей упал самолет – наш или фашистский.

Бомбардировщик то и дело содрогался от стрельбы Пикалова и от вражеских снарядов, которые все чаще стегали по крыльям, фюзеляжу. Пока экипажу везло: снаряды миновали жизненно важные центры, но долго так продолжаться не могло.

Звено капитана Цветова отражало атаки более удачно: Меньшиков увидел, как пара «мессершмиттов», пикировавшая на нее, попала в перекрестье трех трасс; ведущий тут же вспыхнул и, не выходя из пикирования, пронесся мимо, к волнам Черного моря. Первый сбитый враг! Меньшиков готов был кричать от радости: значит, можно сбивать вражеские истребители, и горят они не хуже бомбардировщиков.

Второй Me-109 не рискнул продолжать один атаку и поспешил пристроиться к другой группе.

На какое-то мгновение наступила передышка, и майор, воспользовавшись ею, повел своих ведомых дальше в море, к родной стороне.

– «Мессеры» снизу справа! – крикнул Пикалов.

Очень уж короткая передышка… Нет, фашистов не остановила гибель одного пилота, они стали атаковать еще яростнее, снизу и сверху обрушились на флагмана: трассы распарывали воздух со всех сторон, куда бы ни метнулся бомбардировщик. И одна из них, длинная и тяжелая, гулко хлестнула по правому мотору. Бомбардировщик дернулся, стал крениться вправо. Запах горелого масла наполнял кабину; черная, пока еще жидкая струйка дыма затрепыхалась под капотом.

Рука Меньшикова машинально перекрыла топливный кран правого мотора, чтобы он не вспыхнул. Лопасти винта замедлили вращение и остановились совсем. Давление на левую ногу уменьшилось, Меньшиков осторожно и плавно вывел самолет из крена. Вывел и на какое-то время оцепенел: слева крыло в крыло летел «мессершмитт». Сквозь фонарь кабины хорошо просматривалось упитанное белобрысое лицо. Немец встретился с недоуменным взглядом советского летчика, победоносно улыбнулся, потом скорчил грустную мину и полоснул себя ладонью по горлу – все, мол, крышка тебе. Ему было лет сорок, фюзеляж истребителя испещрен крестиками – счет сбитых самолетов. Ас! Держится в мертвой зоне, ни штурману его не достать из пулемета, ни стрелку-радисту. Не могли прийти на помощь и ведомые – бомбардировщик закрывал истребитель своим корпусом.