Влад Демидов – плыла по экрану безобидная надпись, но Олесе стало не по себе. Неопределенность в вопросе того, как к нему относиться, сделала свое дело. Неуверенность в том, что он ей скорее друг, чем враг, не дала ответить на звонок. Олеся нажала на кнопку на тонком ребре телефона и засунула беззвучно вибрирующий гаджет поглубже в сумку. Вот так… Не видеть, не слышать, не знать. Ей нужно время подумать, взвесить все. А там, кто знает, может, все и рассосется…

Она быстро разнесла корреспонденцию по адресам – благо, ее было сегодня мало, и все же справилась у начальницы насчет ячеек. Решила арендовать одну на длительный срок, уже на следующий день планируя перенести содержимое заветного рюкзачка из платяного шкафа под защиту госучреждения. Хотела носить частями, как бы между делом, но затем решила ускориться, не растягивать «удовольствие» надолго – унести все за раз.

Откуда-то возникло смутное ощущение, крепнувшее с каждым проведенным вне домашних стен часом, что за ней следят. Впервые оно возникло тогда, когда они с Настей по дороге из школы зашли в торговый центр, чтобы купить ей новые туфельки – на старых отклеилась подошва. Пока дочка примеряла обувь, Олеся незаметно озиралась по сторонам (прозрачные стены отдела позволяли), в душе внушая себя, что это просто расшалились нервы. На фоне последних событий и недавних новостей неудивительно.

В дальнейшем это ощущение не пропало, а усилилось. Когда они с Настей шли по многолюдным улицам, она несколько раз оборачивалась, но так ничего и никого подозрительного не обнаружила. Еще раз позвонил Демидов, но Олеся уже уверенной рукой выключила телефон и ускорила шаг.

Наутро она прихватила набитый деньгами рюкзачок, повесила его на спину и сразу же после школы зашагала в сторону почты. Скорее, скорее спрятать его подальше от чужих невидимых, но колючих глаз. А иначе она заполучит еще один «сюрприз» от Демидова – кроме него, больше никто не знал, что у нее есть миллион на руках. Вот ведь какой – знает, что это не ее деньги, а все равно хочет отнять! Совсем не по-мужски! По-другому Олеся для себя причину слежки объяснить не могла. Но слежка была, она это чувствовала, как чувствуют преследование звери.

Как только туго набитый рюкзачок был надежно спрятан за металлической дверцей ячейки, Олеся вздохнула с облегчением. Одна проблема, как она надеялась, решилась. Настроение улучшилось, тревога улеглась. Даже необычайно высокая стопка писем, ждущих доставки по адресам, не расстроила. Она отработала, подождала два урока в фойе школы, не желая признаваться даже самой себе, что далеко от Насти отходить не хотела, а потом зачем-то уговорила дочь пропустить тренировку в обмен на поход в кино и кафе. Завтра выходной, уроки можно не делать, так почему бы не погулять?

Домой они вернулись ближе к вечеру, когда начало смеркаться. В подъезде было оживленно, причем именно на их этаже. Одна из соседок, немолодая уже женщина, с которой Олеся при встрече всегда здоровалась, завидев их, радостно бросилась к ним навстречу и воодушевленно зашептала:

– Олеся, ты только не волнуйся! Полицию я вызвала…

– Полицию?! – Олеся снова похолодела. Уже знакомая, но от этого не менее неприятная, реакция на простое слово. Слово, обычно внушающее доверие и спокойствие рядовым гражданам, на нее действовало как хлыст. – Что случилось?!

Она уже и сама заметила, что было не так. Дверь в их квартиру была приоткрыта, дверная ручка криво свисала.

– Опер группа уже здесь, – сверху, с площадки между этажами донеслось успокаивающе – это ППС-ник пытался ее ободрить, а с нижнего этажа ему вторили знакомым насмешливым голосом, в котором опять же читалось предвкушение возможности поглумиться: