против того, чтобы ты поехала в город и поступила. Понимаешь?

Катя отрешенно посмотрела на сестру.

– Вот тебе сколько лет?

– Четырнадцать… – Лена пытается понять, в чем под-вох. – А к чему этот вопрос?

– К тому, что уже такая взрослая кобыла вымахала, а

все в сказки веришь. Ты четырнадцать лет живешь и четырнадцать лет знаешь папу. Неужели ты правда веришь, что

он вот так просто возьмет и сдастся?

– Ну… – Лена сидела на кровати, уткнувшись носом

в коленки. – Может… Ну надо же что-то делать, Кать! Папа

он… Он строгий, конечно. Но он же не глупый. Он сумеет.

Попробуй.

– Лен, я целый год пыталась, веришь, нет? Я реально

к нему подлизывалась. Ну, типа пыталась быть нормальной

дочерью. И? Какой результат? Ноооль. Ноль. Надо решать

вопрос по-другому.

– А может… Может, надо было не пытаться быть. А

просто стать. Нормальной дочерью?

Катя уставилась на сестру. Но та не отводила свой не

по-детски взрослый взгляд. Неожиданно Катя увидела в сестре молодую девушку. Красивую, серьезную. Которая еще

через год-другой начнет нравиться мальчишкам. Ой, как

нравиться. Кате было далеко до сестры.

– То есть ты считаешь, что я ненормальная? – процедила Катя.

– Нет… Катенька, нет, ты нормальная. Просто…

Просто ты другая. Просто… Я не знаю, что сделать. Я не

знаю, как помирить вас с папой.

– Зато я знаю. Никак. Ложись давай спать. А мне надо

собираться. Сейчас Витька придет.

– Какой Витька? Ты снова пить?

– Ну… Почти. Вроде тихо за дверью? Родители легли

уже? – Катя встала с кровати, накинула свитер и отодвинула

кровать. Между кроватью и тумбочкой, прислонившись ли-нялым боком, стоял старый Катин рюкзак. С ним Леночка

хорошо была знакома, Катя не расставалась с этим рюкзач-ком ни в одном паломническом путешествии. Однажды в

Дивеево вышел казус. Оказалось, Катя носила в этом рюк-зачке флягу с разбавленным спиртом и потихоньку попива-ла его, запивая святой водой. И кто-то из монахинь Дивеев-ского монастыря заметил это. Когда вся семья отца Романа

подошла приложиться к мощам Серафима Саровского, одна

старенькая инокиня начала верещать и ругаться на весь

храм, причем ругательства были адресованы не Кате, а отцу

Роману, который, краснея, слушал и смиренно молчал.

– Вы видели, что ваша дочь вытворяет? Я не допущу

ее в таком виде к мощам! – верещала инокиня. Первой не

выдержала Катя. То ли потому что она была уже подвыпив-шая, то ли просто ей уже надоел монастырь.

– Ой, что вы начали со своим Серафимом Саровским.

Больно хотелось. Нашли тоже, чем кичиться, – Катя с гор-до поднятой головой покинула храм. Скандал отцу Роману

удалось замять, Катю даже не выселили из монастырской

гостиницы, где она и проторчала оставшиеся два дня, даже

ни разу не высунувшись. Попивая спирт из своего старень-кого рюкзачка.

И вот этот рюкзак стоял за кроватью. Подозрительно

толстый.

– Ка-а-ть? – протянула Леночка, – что… что это? Зачем? Что ты задумала?

– Да ничего я не задумала. Ложись спать.

– Кать… Ты… Ты решила сбежать? – Леночка побледнела. – Я… я тебя не пущу.

– Не пустишь? А что? Что ты сделаешь? Пойдешь мам-ке наябедничаешь? Ну и давай! Давай, иди! Чего ж ты встала.

Только как ты выйдешь за порог, меня уже и след простыл.

На самом деле Катя блефовала. Ей надо было дождаться Витька. И она жутко испугалась, что вот сейчас, на последних этапах, ее гениальный план рухнет.

– Нет… Не пойду. Кать… Я не хочу вредить тебе. Но

я… Я не хочу отпускать тебя. Кать. Я боюсь. – Неожиданно

лицо Леночки переменилось, оно как-то некрасиво смор-щилось, нижняя губа затряслась, Леночка в секунду из красавицы превратилась в какого-то скукоженного старичка.

И разрыдалась.