Само собой разумеется, что такое мероприятие, как закрытие школ, не прошло даром, оно подняло целую бурю негодования со стороны заинтересованных лиц, особенно учителей, лишившихся заработка, а, может быть, даже насущного куска хлеба. Учителя, не отдавая себе отчета о происходящем в России «хаосе», весь пыл гнева устремили на о. Палладия, как главного виновника их увольнения. О. Палладий, видя какой оборот приобретает дело, сослался на преосвященного Павла, приказавшего-де ему против воли и желания исполнить «несуразное», по его выражению, распоряжение. Тогда недовольные, оставив о. Палладия в покое, открыли поход против владыки Павла, стараясь очернить, унизить его в глазах христиан-корейцев, называя злейшим врагом просвещения вообще и школьного в частности. Чтобы больше принести вреда и неприятности преосвященному, они составили коллективную бумагу и направили ее в русско-корейский революционный трибунал, собравшийся в то время в г. Никольск-Уссурийске с просьбою, запретить «ненавистному» епископу вмешиваться в дела корейской Миссии в Сеуле как человека бесполезного, даже вредного для миссионерского дела среди корейцев.

Можно себе представить, что произошло после чтения означенной бумаги в корейской революционной толпе, заседавшей в вышеозначенном собрании. Лишь только закончилось чтение бумаги, как послышались дикие выкрики по адресу ни в чем неповинного архипастыря: «Убрать его! Вон его! Долой его! Арестовать его!» и т. д. Нужно заметить, что среди заседавших были не только миряне, но и подведомственные епископу священники-корейцы Никольско-Уссурийского и Посьетского районов, когда-то обласканные, облагодетельствованные своим архиереем, его ставленники, теперь кричали вместе с безумной толпой: «Распни, распни его»! Картина удручающая. Кажется, было забыто все доброе, хорошее, христианское, сделанное владыкою для корейцев вообще и уссурийских в частности. Ведь никому так неизвестно, как пишущему эти строки, с какою бывало любовью и доброжелательством относился он к корейцам, их быту, положению как в самой Корее, так и в Уссурийском крае. Кто больше всех беспокоился об их школах, приходах, как не преосвященный Павел! Кто являлся главным защитником корейцев перед властями во Владивостоке, как не тот же преосвященный? И вот в результате мы видим, чем оплачивают они заботу о них: вместо благодарности – черною неблагодарностью, вместо признательности – дерзким диким походом против своего архиерея. Дальше этого идти, кажется, уже некуда!

Пишущему эти строки как-то раз (в то же революционное время) пришлось быть по делам служебным у преосвященного владыки архиепископа Евсевия и в разговоре показалось уместным высказать архипастырю несколько слов по поводу вышеозначенного выступления корейцев, спросить его, почему он, архиепископ, не выступил на защиту своего преосвященного Викария? Почему не провозгласил своего святительского прещения на эту гнусную революционную банду, собравшуюся судить неподвластного ей архиерея?

Владыка глубоко вздохнув, сказал: «Вы говорите, почему я молчу, почему не выступаю в защиту преосвященного Павла? Посудите сами, перед кем я должен выступить и защитить его? Перед волками и защитить от волков. Вы не знаете, насколько мы теперь безоружны, беззащитны… Мы совершенно потеряли под собой почву… Теперь каждый, кому не лень, может нас «лягнуть», если не сказать более. Лично я разве гарантирован от грубых выходок этой толпы?

На меня так же, как и на преосвященного Викария сыплются обвинения. Вот изволите видеть, как меня аттестуют мои же ставленники».