Данилу припомнились Родионыч с Германом – вот от кого выдуманной истории ждать бесполезно. А меж тем и Герман, порой, жутковатые штучки рассказывал. Да и сам Данил – мог порассказать, мог… Про ту же ночь в детсаде. Или случай на развалинах завода, когда он несколько часов ползал по его территории и все никак не мог найти обратную дорогу, а Сашка, наблюдавший за ним в бинокль с крыши соседнего цеха, клялся и божился потом, что напарник кружил по десятиметровому пятачку. А случай в кинотеатре с Санькой? Из той же оперы…
– Так есть какие-нибудь гипотезы? – спросил он. – Что-то вы ведь думаете обо всем этом?
Ивашуров остановился, стянул с носа очки, протер о свитер.
– Не сказать, чтоб я терялся в догадках… – раздумчиво пробормотал он. – Яж все-таки с физикой пространства не в общих чертах знаком, диссертацию в свое время защитил… Есть у меня одна… м-м-м… гипотеза. Согласующаяся, кстати, в какой-то степени с теорией вашего мудреца из горного аула, – он кивнул головой Профу. – Интересно послушать?
Сталкеры закивали.
– Давай, Антоныч, – выразил общее настроение Профессор. – Пока едем – все время убьем…
Ивашуров еще раз протер очки и водрузил их на переносицу.
– Ну, слушайте. Известно ли вам, что в начале шестидесятых годов в СССР была испытана пятидесятимегатонная бомба?
Кубович присвистнул, да и остальные не смогли сдержать удивленные возгласы.
– Пятьдесят мегатонн? Ни хрена себе!..
– Да-да, пятьдесят мегатонн! И это благодарите Бога, что не испытали бомбу в сто мегатонн, хотя разработки велись! Есть версии, что именно про нее кричал Хрущев, когда двадцать третьего сентября тысяча девятьсот шестидесятого года, выступая на сессии ООН, бил своим башмаком по трибуне и угрожающе кричал американской делегации: «Я вам покажу Кузькину мать!».
Кунг грохнул от смеха. Не смеялся только Семеныч – поглядывал на молодежь снисходительно, зная, вероятно, об этом случае из жизни политиков тех времен.
– Что, так прямо и кричал? – сквозь смех выдавил Данил. – И башмаком лупил?
Ивашуров улыбнулся:
– Да, было, было… Никита Сергеич вообще отличался своими глупыми выходками. Как, впрочем, и Брежнев своим маразмом… Так вот, если бы эту… мать Кузьмы все-таки испытали, это привело бы к сильнейшему радиоактивному заражению местности, увеличив общемировой выброс радиации – на тот момент – на двадцать пять процентов. Впрочем, даже пятьдесят мегатонн послужили причиной очень сильного выброса. Взрыв был воздушный, и вспышку можно было наблюдать даже на расстоянии в тысячу километров – на небосклоне словно зажглось второе солнце! Диаметр огненного шара достиг десяти километров, а гигантский гриб поднялся на высоту в шестьдесят! Даже при таком взрыве зона абсолютного уничтожения составила круг в двадцать с лишним километров, излучение вызывало ожоги третьей степени на расстоянии до ста километров, а взрывная волна три раза обогнула земной шар! Представляете, что было бы, взорви они бомбу в сотню мегатонн?!
Сказочник замолчал, глядя на своих слушателей. Аудитория, признаться, была поражена. Даже Семеныч утратил вид всезнающего мудреца и смотрел на Ивашурова затуманившимся взором. Пятьдесят мегатонн! Гриб, вспухающий на горизонте; взрывная волна, которая, катясь по земле, играючи сминает коробки домов, автомобили, людей; вспышку, превращающую все на двадцать километров вокруг в радиоактивную пыль… Как же глуп был человек, что посмел испытывать такую дьявольскую силищу на своей родной планете?! И насколько же хватило его кретинизма и тупости, чтоб наштамповать сотни, тысячи таких вот адских машинок!