Алина закатила слегка недовольно глаза, но встала и пошла в спальню. Подруги последовали за ней. Кто-то из них покрутил диммер и включил неяркий свет. В большом встроенном шкафу на всю стену отсек Кости был у самого окна. Алина достала из-под одежды мужа длинную бордовую бархатную шкатулку. В этот момент Женя отодвинула шторы вместе с тюлем.

– Как не люблю, когда окна занавешены, ощущение, как будто в коробке замуровали, – промолвила Женя. – Слушай, а что это, у вас такие игры что ли? Не боитесь, что дети найдут?

Алина даже не успела раскрыть футляр с колье. Она обернулась к окну и посмотрела туда, куда показывала рука Жени: на трубе радиатора было намотано что-то тряпичное цвета фуксии.

– А что это? – изумилась она.

– В смысле что? – ответила Женя. – Трусы, твои же. Ты забыла про них?

Алина брезгливо размотала их, они оказались туго привязанными. Она держала их за самый край так, будто это было… совсем не ее белье. Дешевое кружево токсичного цвета со стразами дрожало в воздухе, потому что Алину начало трясти.

– Ого, какие у вас игры… – начала было Марина, но тут же осеклась, увидев, что Алине нехорошо.

– Это что за глупый прикол? – спросила Алина внезапно охрипшим голосом. Глаза ее помутнели. Казалось, она смотрела на них, но не видела никого. – Вы решили разыграть меня?

Подруги переглянулись с непониманием. Марина подскочила к Алине и взяла ее за плечи.

– Успокойся, деточка, – сказала она как можно мягче, – наверняка есть какое-то глупое объяснение этому.

Они усадили ее на край кровати и сели сами рядом.

– У тебя самой точно таких трусов не водится? – спросила Женя. – Может, это твои старые, дети достали из ненужных вещей и играли. Марьяша могла с куклами играть.

– Нет, – замотала головой Алина, – я все свое белье хорошо помню, все старое выбрасываю всегда, а дети в нашей спальне не играют давно уже. Таких блевотных трусов у меня никогда не было. Это точно не дети!

– Может, это Костик так пошутил? – выпалила Женя. – Сейчас, конечно, не апрель месяц, но мало ли.

– Он ведь из дома работал на прошлых выходных, – вдруг задумчиво произнесла Марина, – а вас не было.

– Ну и что, человек не имеет права из дома поработать, что ли? – шикнула на нее Женя.

– Работать-то право имеет, а вот стринги со стразами рвотного цвета привязывать на батарею – нет.

– Стоп, нужно что-то выпить, так нельзя, – сказала Юля.

Они все перешли обратно в гостиную, где усадили Алину на диван. Юля заботливо подала ей бокал вина, но та замотала головой, показывая пальцем на барную стойку. Марина быстро подскочила к столику и извлекла из миниатюрного винного шкафа Костин коньяк.

Семейная жизнь подруги вдруг повисла на волоске, а вместе с ней и ее финансовое благополучие, и ее уверенность в себе как женщине. И вместе со всем этим – и их, их вера в то, что в этом несправедливом мире, который их троих в чем-то обделил (каждую по-своему), еще была возможность другой жизни, совершенного счастья, исполнения всех желаний, возможность супружеской верности и преданности. Все это покачивалось на тонкой нити и вот-вот должно было упасть, чтобы разлететься на тысячи острых кусков.

Счастье было скупым до времени и всегда, всегда приходило в дом с таймером. Ровно по звону таймера оно и уходило. Время вышло и у Алины.

Через час Алина была изрядно захмелевшей, но ее уже почти не трясло. Даже Женя, которая никогда не пила, позволила себе рюмку. Они целиком погрузились в обсуждение этой, как казалось, тяжелейшей проблемы, судьбоносной, ломающей теперь всю жизнь подруги и ее детей. Ничего не могло быть серьезнее такого испытания. За один день было разрушено все вместе построенное, и среди жалких обломков нужно было отыскать теперь хоть что-то уцелевшее, хоть какую-то точку опоры.