– Да ладно тебе, ну.

– Анька она! – вякнул один и я оборачиваюсь, хрустнув позвонком. Жаль, что этот хруст не в шее болтуна.

Подбешивает, что все меня здесь знают, а я никого!

– Вы топчите, возможно, место преступления, – шиплю сквозь замерзшие зубы. – И для вас я не Анька, мое имя Анна. Беснова Анна Андреева.

– Беснова. Хм. Ты сестра Беснова Дёмы, что ли?

– Я его жена, что ли.

Полудурки. Мать вашу. Где мой скальпель. Такое чувство, будто я одна здесь работаю, а остальные юлой на месте крутятся.

Встаю и подхожу к лежащему рядом с осмотренным.

О-о-о, а это уже интересно. Ибо, раскрыв веко и засветив фонарем в заплывшие глаза, я заметила нечто торчащее в глазном яблоке. А это могла быть частичка орудия убийства.

– Где мой чемодан? Принесите кто-нибудь.

Как только мне протянули чемоданчик, достаю пинцет и пакетик для улик. Аккуратно вынимаю инородку, кладу в пакетик и протягиваю неизвестно кому.

– На экспертизу.

Из-за частой вспышки камеры рябит в глазах и начинает болеть голова. Еще и руки замерзли так, что трясутся. Роняю пинцет в снег, и нервозность подскакивает, ударяясь макушкой о границу терпения. Отвлекаюсь, когда вплотную подходит криминалист с фонариком на лбу.

– Посветите мне, пожалуйста, я пинцет уронила, а то мой фонарь, похоже, приказал долго жить.

– Конечно. Вы шикарно выглядите, у вас свидание?

– А разве не видно? Вот с этим симпатичным мужчиной. Только досадно вышло. Я опоздала, а он взял и… замерз. Короче, вы и сами видите, не дождался, бедолага. Как и все остальные. Так, а это еще что?

– Что там? – криминалист наклоняется, я как раз нахожу упавший инструмент и им же отодвигаю язык.

– Во рту, кажется, монета, – вытаскиваю медяк и демонстрирую парню, тот охотно протягивает маленький пакетик и с интересом смотрит на меня.

– Гляньте еще, вдруг там завалялись ключи от мерса, – усмехаюсь и с трудом убираю с лица улыбку. – Что за монета, интересно. – любознательный какой попался.

– Я не археолог.

– Спорно. Те из песков достают останки, а вы из снега.

– Тогда им можно позавидовать. Берите как улику, может быть, это связано с убийством, – протягиваю пакетик и снова смотрю на тело, а точнее, ему в рот. Действительно, вдруг там еще чего?

– Все-таки считаете — убийство?

– Для самоубийства как-то скучно.

– Тогда остается вопрос, как?

– А это мы узнаем после вскрытия. Так… отсутствие дыхания, пульса и сердцебиения, рефлексов со стороны роговицы и зрачков. Мышцы шеи сжаты. Лежит приблизительно час.

– Меня, кстати, Андрей зовут.

– У нас здесь место преступления или бюро знакомств? – поднимаю на него взгляд. – Анна.

– А я знаю.

Еще один…

– Мы раньше встречались?

– Нет, я здесь недавно, перевели с другого участка. Коллеги вас знают. И часто про вас говорят. Но только хорошее! – спешит добавить, а мне с трудом верится в его откровенность. Я не шибко жалую сотрудников ОВД и МВД. Может, потому что они всегда нас, медицинских экспертов, торопят в работе.

А здесь нельзя спешить, любая деталь может указать на развитие ситуации. Вот сейчас наверняка кто-нибудь подойдет и спросит, узнала ли я, кто убийца и отчего все смерти. Хотя я даже не всех еще осмотрела. А где вообще остальные эксперты? Боюсь, живой я до тринадцатого не дойду.

Оборачиваюсь и смотрю на Андрея, щуря глаза. Он выключает фонарь и отвечает на мой взгляд, но приветливее, чем я.

– Как-то они странно лежат, – убираю пинцет и закрываю чемодан. Снимаю перчатки, точнее, сдираю их с замерзшей кожи, утилизировав в свой же карман под пристальным взглядом голубоглазого криминалиста. Руки, впрочем, оставляю там же, пока не отвалились от холода. – А кто тела нашел? Еще народу вокруг много собралось, может, среди них убийца.