Вторая причина, почему я не бросаю неверного супруга намного серьёзнее. Я использую его фуры для перевозки дорогого антиквариата, который считался бы республиканским национальным достоянием. Копари приносят такие находки, что на витрине с ценником их не поставишь. Их можно только продать на чёрном рынке. Несколько раз фуры перевозили спрятанное в них оружие времён ВОВ. Об этом я даже сама не хочу вспоминать. Слишком опасно. Я организовала транспорт, а Таран заинтересованного человечка и товар. Схема проста. Фура моего мужа отправляется в РФ за медицинским оборудованием для домашнего использования или медикаментами уже со спрятанным в ней грузом, переезжает границу и останавливается в указанном месте, где фуру уже ждут. Водитель работает на Тарана и получает свой процент за каждую такую поездку. И здесь я тоже прикрыта. Фура принадлежит мужу, подписи его. Меня нет ни на одном документе, но нет ни одной сделки без меня. Я в тени. Если каким-то образом до внутренних органов обоих стран дойдёт инфа про этот нелегальный трафик антиквариата или привета из ВОВ, то за жопу схватят Вадика, потом Тарана и только потом дойдут до меня. И то все улики косвенные. К делу их не пришьёшь. Это если до меня успеют добраться. Но я же не дура, сидеть ровно на попе и ждать, когда за мной придут бравые парни из милиции. На этот случай у меня имеются ходы отступления. Три Украинских паспорта. Да, настоящих украинских. Там сейчас бардак и мне один клиент сделал в качестве благодарности паспорта на меня и детей. Почему Украинские? В Евросоюз без проблем, а там куда хочешь. С моим счётом это легко. Тем более что счёт я открывала на этот паспорт.

Как видите, Я всё просчитала. Похвалить только некому за такую преступную гениальность. Сам Мориарти позавидует. Итак, что мне ответить Ежи? Ничего. Я ему просто скажу:

– Ежи, друг мой, между нами давно ничего нет, – и заметьте, я не лгу польскому поклоннику. – У Вадима своя жизнь, у меня своя. Я просто не хотела встречаться с ним сегодня.

Пан Кашинский понимающе кивнул и снова поднёс мою ладонь к своим губам.

– Значит, я могу надеяться на большее, чем просто дружба? – с такой же надёжной в голосе, как и в словах, спросил Ежи.

– Ежи, милый Ежи, – пытаюсь ответить, не обидев влюблённого пана, и сама понимаю, что уже обижаю его. Он смотрит на меня, как на строгого судью в ожидании сурового приговора. – Ты хороший друг и я не хочу потерять тебя. Твоя дружба для меня бесценна, чтобы испортить её. Ты понимаешь меня, Ежи?

О чём я спрашиваю? Понимает ли он, что не подходит мне в любовники? Надо бы сразу сказать нет и не соглашаться на ужин. А так я дала ему надежду, а теперь забираю её. Я могу быть жестока, только с Ежи мне не по себе от своей же жестокости.

– Понимаю, – качает он головой, – чего тут непонятного, Ольга.

Обиделся.

– Ежи, ты идеальный мужчина, – поднимаю его самооценку. – Милый Ежи, обрати свой взор на Надюшу. Девочка совсем извелась вся по тебе.

Лёгкая улыбка чуть касается его губ.

– Ольга, ты звезда, до которой мечтаешь дотянуться хотя бы кончиками пальцев, а Надя – цветок, который можно сорвать в любой момент, – печально говорит пан Кашинский.

Из ресторана я уехала на такси одна. Мне жаль Ежи, но я не хочу цветок, мне нужна яркая звезда. Звезда, которая опалит своим огнём.

Весь день в антикварном магазине было многолюдно. Прям напасть из туристов. Только к вечеру народа поубавилось, и ко мне забежала Надя, сияющая от радости.

– Ольга Владимировна, можно я сегодня уйду пораньше? – спрашивает она, краснея как школьница.