«Немцы, – рассуждал он, хоть и проигрывали в этой кровавой «русской рулетке», но, по крайней мере, рисковали. Отчаянно и бесшабашно. А япошки обреченно ждали, когда Сталин покончит с вермахтом, развернет всю свою орду и начнет общипывать «Квантунскую непобедимую», как ястреб курицу».

– Кто этот офицер? – неожиданно поинтересовался Томинага сидевшим чуть поодаль от стола, за спиной Семёнова, молодым богатырем.

– Этот? – переспросил атаман, оглядываясь на ротмистра с таким удивлением, словно сам только что узнал о его существовании. – Так ведь ротмистр Курбатов, сын бывшего лихого казачьего офицера царской армии, потомственный князь, в соболях-алмазах. А теперь еще и лучший мой диверсант. Сам Скорцени позавидует, эшафотная его душа.

– Сам Скорцени, да? – почему-то впервые нахмурился переводчик.

– Ну, тот, германский обер-диверсант. Личный агент фюрера по особым поручениям, который похитил Муссолини, – напомнил главком. – Так вот, наш-то похлеще будет. К слову, он еще и мой телохранитель.

– Ротмистр Курбатов? – наконец-то оживился полковник Исимура. – Тот самый, который ходил в Читу в составе диверсионного отряда?

– Вы даже запомнили его, господин полковник?! – подобострастно удивился Семёнов, однако Исимура пропустил его замечание мимо ушей.

– Тот самый, – неспешно ответил сам Легионер.

– Мне говорили, что вы окончили разведывательную школу и прекрасно владеете искусством дзюдзюцу[28] и дзюдо.

– Самую малость… владею, – с восточной скромностью заверил его ротмистр, поняв, что главком не собирается вмешиваться в их диалог.

– И какая же школа дзюдзюцу, кто учитель?

– Этому искусству я начал обучаться еще в детстве, у нас, за Амуром. Моим первым учителем был охотник-китаец Дзянь.

– И вы навсегда предались его школе? – с еще большим интересом спросил Исимура.

Курбатов уже знал, что всякое увлечение восточными единоборствами воспринималось японскими офицерами как проявление лояльности к их режиму в Маньчжурии и вообще к Стране восходящего солнца. Даже то, что учителями оказывались в большинстве случаев китайцы, их не смущало.

– Для меня дзюдзюцу – не столько способ самозащиты, сколько образ жизни, – ответил Легионер в том духе, в каком увлечение борьбой воспринималось с наибольшим доверием и даже с восхищением.

– Приятно слышать, – вдруг по-русски, хотя и с очень сильным акцентом, искажая слова, проговорил Исимура. – Образ жизни, философия… Если вы так говорите, вы постигли суть дзюзюцу.

– Я всего лишь ступил на долгий путь постижения этой сути, – уточнил Курбатов.

– Именно это я и хотел сказать, – еще больше расплылся в улыбке полковник – Потому надо бы отдельно встретиться с вами. Наше командование предложит вам обучаться в особой разведывательно-диверсионной школе. Там вы постигнете все секреты борьбы и выживания в самых невероятных условиях. Это особая, Императорская самурайская школа разведки. Равной нет нигде в мире. Скорцени, о котором только что упоминал атаман Семёнов, тоже возглавляет особую школу «коршунов Фриденталя», но она не способна сравниться с Императорской, где выпадет счастье обучаться вам.

– Вы назвали её «самурайской», господин полковник? – вежливо акцентировал ротмистр.

– Конечно же. Но в ней будет сформирована русская группа, – точно расшифровал его удивление японский разведчик. – Возможно, даже казачья. Правда, до сих пор мы не знали, кто способен возглавить эту русскую самурайскую группу. Теперь знаем: ею будете руководить вы, князь Курбатов.

Семёнов снова оглянулся на Легионера. Взгляды их встретились. Ротмистру не нужно было слыть ни мудрецом, ни прорицателем, чтобы предугадать, какую реакцию вызовет у главнокомандующего его согласие вступить в эту школу. Ведь вслед последует срыв рейда группы маньчжурских стрелков, о подготовке к которому японское командование, судя по всему, еще не догадывается.