Попетляв по улочкам, я вышел к пристани. Несколько парусных лодок, два-три рыбачьих баркаса и десяток шаланд – вот и весь местный флот. Не густо… Покачал головой и отправился искать постоялый двор. Нашел. По сравнению с нашими – нищета и убогость. Вот и пойми этих южан! Вроде и климат теплый, и природа не такая суровая, но разгильдяи и бездельники. Пока шел по улице, заметил двух местных жителей, которые сидели на порогах своих домов и курили трубки с длинными прямыми чубуками.

Постоялый двор оказался одноэтажной хибарой. Единственное отличие от жилых домов – это вывеска. Выцветшая на солнце и запыленная до невозможности. Что-либо прочитать на этой доске оказалось невозможно – краска потрескалась, облупилась и осыпалась. То ли «темная земля», то ли «темная вода». Хрен их разберет, этих южан!

Внутри было грязновато, воняло прокисшим пивом и соленой рыбой. Сюда бы Рэйнара Трэмпа, который жителей Мэша обзывал рыбоедами. Вот они где – настоящие рыбоеды. Классические.

– Нужны комната, ужин и вода, чтобы умыться, – сообщил я хозяину, который дремал у конторки.

– Что? – Он открыл один глаз и посмотрел на меня.

– Комната, ужин и вода, – терпеливо повторил я и выложил на прилавок даллинор. Он брезгливо покосился на монету и даже пальцем не пошевелил.

– Что-то не так? – У меня уже все пело и кипело внутри, но я держался.

– Два даллинора, – сказал он и показал два пальца. Видимо, для пущей убедительности.

– Два?! – не веря своим ушам, переспросил я, и он утвердительно кивнул.

Я радостно улыбнулся. Так радостно, что, встреть здесь родного брата, которого у меня отродясь не было, и то улыбался бы гораздо скромнее. Даже не стал спорить с этим милым человеком, стоящим за барной стойкой. Достал из кармана еще один даллинор и положил на грязный и липкий прилавок.

Хозяин с пренебрежением протянул руку, но забрать монеты не успел. Я дернул его за руку, завалил спиной на прилавок и схватил за горло. Может, он и хотел крикнуть, да только не успел. Потому что нож блеснул у его лица. Блеснул и замер. Чуть ниже глаза.

– Ты чего-то не понял, хозяин? – поморщился я. – Ты, тварь эдакая, или очень глуп, или очень жаден. В твоих глазах горит алчность. Хочешь, ее оттуда достану? Вместе с глазом?

– Я…

– Лучше молчи. Целее будешь, – посоветовал я и продолжил: – Если ты забыл традиции предков, то я напомню. Голодного накорми, а холодного обогрей. Нагому дай одежду, чтобы он мог прикрыть свое тело… Ты меня понял?

– Да… Но…

– Вот и прекрасно. – Я провел ножом по его щеке. Показалась кровь. – Так и поступай согласно законам ваших предков, тварь!

С этими словами я оттолкнул этого жирдяя. Хозяин отшатнулся, ударился лбом о стену и сполз на пол, закрывшись от меня рукой.

– Только не убивай!

– Встань…

Южных традиций и того, что именно завещали их предки, я не знал. Откуда мне. Лепил все, что в голову приходило. Соответственно моменту. Мне кажется, что традиции везде одинаковы и отличаются лишь в незначительных мелочах. Главное – убедительно напомнить про эти самые традиции. Чтобы дошло. До сердца, до печенок, до всего этого гнилого ливера…

После профилактической беседы хозяина словно подменили. Даже напыщенность куда-то исчезла. Будто и ростом стал пониже. Хотя… Все южане небольшого роста. Парадокс этого мира – чем южнее, тем гномы выше, а люди, наоборот, – ниже.

Комната оказалась узкой. Похожей на гроб. Маленькое, засиженное мухами окошко. Хлипкий тюфяк, набитый соломой. Ужин принесли через несколько минут. Кружка вина и рыбная похлебка с куском хлеба. Похлебка так воняла, что я открыл двери и выбросил миску в коридор. Она долетела до стены и разлетелась мелкими осколками. Рыбья требуха прилипла к стене и медленно сползла на грязный земляной пол. Спустя несколько минут в дверь вежливо постучала стряпуха. Принесла еще одну миску. Уха воняла немного меньше, но есть все равно было невозможно. Ограничился хлебом и вином. Может, я стал привередлив в еде, но этот кусок глины не мог назвать хлебом. Чтобы не оскорбить хлеб, который на севере даже ножом резать не полагается. Только ломать. Руками.