– Гордей Наумов.

– Ефим Наумов, – подхватывает его брат и добавляет, – ценим красивых девчонок и моменты, когда мяч прямо в кольцо идет, но своих тоже всегда защищаем.

– А субординация хрень собачья.

– Даже с тренером? – интересуется историчка, пропустив мимо лексику, но схватившись за деталь, которая, видимо, кажется ей важной.

Братья усмехаются, снова переглянувшись, и Гордей ленивым движением закатывает рукава на своей рубашке.

Уставившись на его руку, всю изрисованную мелкими татуировками, мимо которых вьется крупная детально прорисованная змея, почти не слышу, о чем говорят рядом со мной. Почему-то мне кажется, что если прямо сейчас не отведу глаза, то увижу, как она медленно двинется по коже Наумова, бликуя чешуей.

Моргаю и снова смотрю на свои переплетенные пальцы. Дрожь потихоньку сходит, и я успокаиваюсь. Не знаю, что это было, и знать не хочу. Как сказала Сокольская, мне по статусу не положено.

Когда поднимаю голову, историчка и братья Наумовы выглядят довольными друг другом. Алевтина Борисовна указывает мне за спину своими же очками и говорит:

– Пока садитесь сюда, за Машей Гордеевой.

Братья издают два характерных смешка, и Ефим говорит, усаживаясь на свое место:

– Смотри-ка, Гордый, у тебя тут даже своя Маша есть.

– Маша-а-а, – тихо тянет его брат, – мы твои медведи.

Передернув плечами, поджимаю губы. От звука его голоса по плечам рассыпаются колючие мурашки, и меня начинает это злить. Накидываю на себя рубашку и чуть поворачиваюсь вбок, чтобы бросить пренебрежительно:

– Цирковые, надеюсь? На велике кататься умеете?

– Я тебя прокачу, не сомневайся, – Гордей переходит на хриплый шепот, и они с братом заходятся громким смехом.

– Наумовы, – высекает наша классная строго, – первое предупреждение.

Закусив губу, раздраженно отвечаю на оставшиеся вопросы теста. Не люблю, когда так нахально ведут себя при учителях, особенно если это Алевтина Борисовна. Чувствую себя некомфортно. Ну, зато теперь вообще не удивляюсь сплетням о том, что они что-то там подожгли или кого-то порезали.

Твердо решив держаться подальше от обоих, остаток урока я на их провокационные реплики не реагирую. К тому же им хватает всего двух замечаний от исторички, чтобы заткнуться. Даже такие идиоты со скрипом, но принимают ее авторитет.

Маша

Когда звенит звонок, я стараюсь собраться максимально быстро, но на выходе меня останавливает голос учителя.

Замираю, услышав свою фамилию и поворачиваюсь к ней.

– После уроков зайди ко мне.

Пожевав губу, согласно киваю и все же решаюсь уточнить:

– А насчет чего?

Классная подходит ближе и говорит уже значительно тише:

– Насчет физкультуры.

– Папа звонил?

– Маш, просто зайди. Обсудим.

– Ладно, – вздыхаю и улыбаюсь ей.

Знаю, что она на моей стороне, но о чем там можно разговаривать, я понятия не имею. У меня выходит чистая, абсолютно заслуженная тройка. Единственная в моем аттестате. Классно, да?

Заталкиваю в рюкзак учебник и иду на выход, стараясь не смотреть в сторону новеньких. Один из них пялится на меня, и я почти физически ощущаю, как его взгляд блуждает по моему телу. Не потому, что это неприятно. Просто странно на уровне ощущений.

К тому же теперь я не понимаю, кто именно из двоих смотрит, они же одинаковые.

Проходя мимо, слышу:

– Рыженьких у тебя еще не было.

– И не будет, – огрызаюсь на ходу, даже не поворачивая головы.

Пока братья провожают меня громким смехом, выскакиваю за дверь и наконец вижу его. Своего парня.

– Слава! – выдыхаю радостно.

Стараясь не бежать, быстрым шагом приближаюсь к нему и утыкаюсь носом в его плечо, пока он крепко меня обнимает.