Доллары исчезли в кармане Катерининого халата, а вместо них на столе возникли два пузатых стаканчика дымчатого чешского стекла, празднично сверкающих в свете лампы под абажуром. В кухне сразу сделалось удивительно светло и уютно.

– Чем молодежь занимается? – развязно осведомился Бородуля. – Все тусуется небось, вместо того чтобы уроки учить? – Речь его сделалась не слишком внятной, поскольку он уже подцепил зубами коньячную пробку и, помаленьку раскачивая ее, тянул на себя.

По лицу Катерины скользнула легкая тень недовольства, однако она тут же улыбнулась:

– Люська у подружки «космосы-политены» смотрит, а Витяшка в компьютерном клубе пропадает, как обычно.

– То-то и оно, что как обычно! – туманно высказался Бородуля. – Разболтались они у тебя, мать. Нет чтобы по хозяйству помочь или еще чего-нибудь полезного совершить. – Он оторвался от бутылочной пробки и крякнул: – Эх, гляжу я на нынешнее поколение и диву даюсь: ни целей серьезных, ни мечты настоящей. Так, сплошной сквозняк в голове… Взять, к примеру, хотя бы Светку Переяславскую из седьмого отдела…

– Что еще за Светка? – насторожилась Катерина.

– Да так, – отмахнулся Бородуля. – Дубина стоеросовая, хоть и при погонах. На уме одни мужики да шмотки. Никаких идеалов.

– Молодая? – Катерина все побочные разглагольствования мужа пропустила мимо ушей, сосредоточившись на главном.

Бородуля пренебрежительно отмахнулся:

– Да ну ее, дуру хромоногую. Я ее просто так упомянул. В качестве наглядного, хэх, примера.

– Хромоногая, говоришь? – Пасмурное выражение Катерининого лица сменилось нейтральным, но подозрительный следовательский огонек в глазах угас не до конца. – Хромоногая – в армии? – уточнила она.

– Так у нас при штабе строевую подготовку проходить не обязательно, – пояснил Бородуля. – Каждый ходит, как может. Демократия.

Живо представив себе, как выглядит младший лейтенант Переяславская без своей форменной юбки, он опять впился зубами в пробку, на этот раз с неподдельным остервенением.

В принципе такая откровенная тяга к спиртному в этом доме не поощрялась, но сегодня Бородуля чувствовал себя не кем-то там сбоку припека, а полноценным добытчиком. Нынче ему было позволено все. Или почти все.

– Что там у нас с закуской? – строго осведомился он, мотая головой из стороны в сторону. По звучанию это напоминало ворчанье голодного пса, терзающего кость.

– Вот, котлетки как раз поспели, горяченькие, – доложила Катерина, усаживаясь за стол с миской в руках. – Они, правда, говяжьи, – покаялась она, – но все равно вкусные, я в фарш сальца добавила для сочности.

Шпок! Неподатливая пробка осталась в зубах Бородули. В ноздри шибануло едким коньячным запахом, перебившим котлетные ароматы. Ощущение праздника в душе возродилось с новой силой.

– Завтра пельмешей со свининкой сооруди, мать, – распорядился Бородуля, прицельно совмещая бутылочное горлышко с кромкой первого стаканчика.

Действо сопровождалось не слишком уверенным стеклянным цокотом, но закончилось благополучно.

– Мне половинку! – запоздало пискнула Катерина, увидев перед собой доверху наполненную емкость.

– Ничего нельзя делать наполовину. Нужно жить полной, хэх, жизнью, – процитировал Бородуля то ли какого-то классика, то ли просто спивающегося капитана Кудряшова, который ни одной попойки не начинал без этой присказки.

Вчера Кудряшов изрек любимую фразу трижды, после чего надолго умолк и очнулся за своим письменным столом лишь к началу нового рабочего дня. Прапорщик Бородуля такое поведение не одобрял. Лично он всегда приходил ночевать домой, даже если ожидала его там не нагретая женой постель, а истертый коврик в прихожей. Мужчина должен оставаться мужчиной при любых обстоятельствах.