– А я и не собираюсь ничего вешать, – огрызнулся лейтенант.

– Но кроме этого, – продолжал Караев, – следует признать, что злосчастный, так ненавидимый всеми азербайджанец, вольно или невольно создает инфраструктуру: он платит за место на рынке, платит за разрешение на торговлю, платит за комнату, которую он снимает у пенсионерки; я уже не говорю об отчислениях милиции, санэпидстанции и т. д., и, наконец, эти пресловутые двести баксов он вывозит на самолете Аэрофлота, а билет стоит сто двадцать долларов в один конец. И уж если мы взялись подсчитывать, тогда огласите весь список, пожалуйста, сколько вывозят армяне, грузины, молдаване, украинцы, белорусы, с ними у вас ведь нет таможни. А евреи?! Господа, если вам удастся подсчитать, сколько из страны за это время вывезли евреи, я сниму перед вами шляпу, потому что их торговые операции по перекачиванию денег из страны, понять сложнее, чем бином Ньютона. Но больше всего меня удивляет мелочность ваших обвинений. Вы ребята спокойно наблюдаете за тем, как из страны тащат миллиарды долларов. Ваши же собственные, ушлые сограждане приватизировали нефть, газ, аэрофлот, заводы, фабрики, а вы никак не можете пережить эти несчастные двести долларов, и смуглую физиономию бывшего соотечественника.

Лейтенант язвительно сказал:

– Тебя послушать, так азербайджанцы всю Москву кормят, без вас она бы пропала.

– Они кормят тех, с кем взаимодействуют, и в первую очередь московскую милицию.

– А как они себя на рынке ведут нагло, хамят, к женщинам пристают, – не унимался лейтенант.

Это уже вопрос культуры. Знаете такой анекдот, президент Алиев вызывает к себе министра культуры и спрашивает: «Министр, вот российские товарищи интересуются, почему у нас в Азербайджане говорят, зелень-мелень, салат-малат»? А министр отвечает: «Что сделаешь господин президент, дикие люди да, культур-мультур нету».

Ну, а если серьезно. На рынке торгуют не лучшие представители нашего племени. В основном сельский житель, не отягощенный интеллектом, образованием. Что касается женщин, к ним все пристают, даже менты, но по-разному. Торговцу с рынка кажется, что он ведет себя естественно, что именно так надо клеить девочек.

– Но дома он же себя так не ведет, – запальчиво сказал лейтенант.

– Не ведет, – согласился Караев, – потому что дома за такие вещи убить могут. Другая ментальность, к примеру, если твоя сестра будет встречаться с парнем, а потом парень ее бросит, начнет встречаться с другой, ты его убьешь? Нет? А в нашем городе за это убить могут, поэтому и не пристают к женщинам, явно во всяком случае. У вас девушка, может одна пойти на пляж, взять книжку, позагорать, а у нас не может.

– Почему?

– Во-первых, решат, что она девушка легкого поведения, во-вторых, могут изнасиловать, если рядом людей не окажется.

– Изнасиловать везде могут, – философски заметил капитан, – в тюрьме, например.

– Эти интеллигентские рассуждения, конечно, понять можно, – зло сказал лейтенант, – а кроме понимания того, что ваши ребята малокультурные, что ты предлагаешь делать, одного понимания мало. Если пристает, что делать, понимать, входить, так сказать в положение?

– Что делать? По морде бить, что еще можно делать, – развел руками Ислам. – Кто бы спрашивал? Ты кто? Приват-доцент! Ты же милиция, это твоя работа – общественный порядок. Но ты сделать ничего не можешь, потому что деньги с него берешь. А если бы не брал, то он бы тебя боялся, и к девушкам не приставал.

– Я взяток на рынке не беру, это вообще не моя территория. – взъерепенился лейтенант.

– Я не конкретно тебя имею в виду, я говорю о ситуации.