– Сколько времени прошло? – спросила я.

– Около сорока минут, как я пришел, – ответил Мейсон. Значит, он не был моей иллюзией. – Ты закрылась в кабинете, Эрни попросил меня помочь.

Я хмыкнула, касаясь своего лица, кожу на щеках стянуло от высохших слез.

– Надо же, не помню, чтобы закрывалась.

Встав на ноги, я обернулась, смотря на то место, где раньше была дверь, сейчас она выбитая лежала на полу. Выходит, производитель лгал, когда заявлял, что даже ураган не снесет двери «Костнера».

Я судорожно вздохнула.

Ложь заставляла эту планету крутиться, ложью рады были кормить и рады были кормиться. Ложь была в том, что мы вдыхали и выдыхали. Мир был соткан изо лжи. Это я усвоила еще пять лет назад, когда поняла, что каждый человек в моем окружении чертов лжец.

– Эрни слышал крики и шум, но ты не открывала, – сказал Мейсон, напоминая мне о своем присутствии.

Я огляделась, в комнате был беспорядок, устроенный мною. Кабинет был разрушен, стекла в дверцах шкафов разбиты, книги валялись на полу, некоторые из них были порваны. Я подошла к полочкам и схватила единственную уцелевшую вещь – фото моей мамы в блестящем платье. Отец всегда говорил, что любил ее, именно поэтому он хранил ее фото. Так я объяснила бы это раньше, если бы не знала, в какой грязи извалялся мой дорогой папа, когда я была ребенком.

Это не было любовью. Любимых не обманывают, любимым не изменяют. А если это все же так. Если можно любить, но при этом спать с другой, то к черту такую любовь! Она дешевле и бесполезнее тканевых обрезков, остающихся после изготовления одежды, да и тем при достаточной фантазии можно найти применение.

Ладони неприятно закололо. Я взглянула на них, замечая кровь и маленькие стекла. Мейсон оказался за моей спиной и тоже посмотрел на мои израненные руки.

– Нужно обработать порезы, – мягко сказал он.

После того, как Мейсон избавил мои ладони от стекла и полил их антисептиком, чтобы из-за возможной заразы они не отвалились вовсе, мы расположились в гостиной. Келли приготовила для меня успокаивающий чай. Я медленно потягивала его, грея травмированные руки о кружку. Было больно, но эта физическая боль, отвлекала меня от той, что была в моей груди.

Мейсон молча смотрел на меня, я больше не могла прочесть эмоции в его глазах, либо он не испытывал ничего вовсе, либо полностью закрылся от этого мира.

За эти годы Мейсон сильно изменился, возмужал, его темные волосы были волнистыми, зачесанными назад. На лице не отражалось наивности и доверчивости, не было мягкости и присущего ему спокойствия. В уголках его глаз собрались маленькие морщинки, из-за них Мейсон выглядел чуть старше своего возраста. Я не узнавала его, казалось, смотрю на совершенно другого человека. Хотя из всех людей прошлого именно лицо Мейсона я видела чуть ли не каждую неделю.

Дикий Ангел.

Так его прозвали фанаты, после того, как Мейсон поспорил во время игры с судьей и едва не ударил того битой.

Мой бывший парень сделал выбор сердца, он отучился во Флоридском университете и четыре года играл в бейсбольной команде первого дивизиона1. Сразу после выпуска Мейсон попал в большой спорт – «Флоридские Ангелы» приняли его с распростертыми объятиями.

Лучший молодой аутфилдер2.

Блестящий бэттер3.

Самый результативный новичок, которого хотели десятки бейсбольных клубов.

Дикий Фнгел.

Мейсон Фостер.

Глядя на все эти статьи в интернете я не узнавала его. Он был известен своей плохой репутацией, менял девушек практически каждую неделю, дерзил судьям и частенько влипал в неприятности.

– Поверь, мне понятна твоя боль, – сказал он, вырывая меня из собственных раздумий. Меня потрогала звезда. Рядом со мной сидел кумир миллионов американских детишек, желаннейший приз для бейсбольных фанаток, мужчина, чей автограф на «ибей» стоил не меньше чем автограф Майка Траута