– Пусть Яков Абрамыч мне и Репе оплатит больничные, пособие на медикаменты, лечение и питание, а Головина оштрафует за брак в работе, лишит премии. Такие наши условия.

– Добрэ, – пообещал бригадир, довольный исходом беседы.– Репчуку скажы, щоб не пысав заяву. Я сам поспилкуюсь с Дягелем.

В полдень приехал к Головину, который занимался вспашкой поля. Лемеха плуга выворачивали пласты почвы. Бригадир подал знак рукой, мол, остановись. Не заглушая двигатель, Федор выглянул из кабины трактора. Назар пристально вгляделся в его лицо, надеясь подметить следы драки, но тщетно.

– Что ты, Федор, руки распускаешь? Устроил мордобой, – пожурил он. – Ивана и Петра изувечил. Одному глаз подбил, другому – яйца. Вывел мужиков из строя. Когда они теперь очухаются?

– Самооборона, имею право. Надо было и Ершу всыпать, но сбежал, гнида – пояснил Головин. – Не я первым начал. Они затеяли драку, трое на одного, решили скопом меня проучить, вот и нарвались. Надолго запомнят и больше не сунутся.

–Самооборона? Да у тебя ни одной царапины на обличье, а воны корчатся вид боли, – усмехнулся Хвыля. – Тебя бы следовало за превышение такой самообороны привлечь к ответственности.

– Надо с умом обороняться, – возразил тракторист. – Они – тюфяки, а меня жизнь многому научила.

– Служил что ли, что так ловко с троими расправился?

– Да, служил в ВДВ, в спецназе, – солгал Головин.

– Что же тебя в наши края занесло? – удивился бригадир, но Федор не ответил. Назар продолжил. – За что они хотели тебе бока намять?

– За ударный труд. Мог пострадать за правое дело. Их, лентяев, жаба давит, что я постоянно перевыполняю нормы. Наверное, забыли лозунг «Кто не работает, тот не ест».

– О-о, ты заговорил цитатами, как когда-то наш парторг. Точно бы сагитировал тебя в партию.

– Мне от этого ни холодно, не жарко, я сам по себе.

– Колупай собирается снять побои и заявить в милицию и директору об избиении. С трудом его отговорил, – сообщил Хвыля. – Участковый Мыкола Удод настырный, въедливый, как серная кислота, много бы нервов и крови испортил. Не хочу впутывать милицию. Скажем, посадят тебя на пятнадцать суток, а кто будет в поле работать? Сейчас, пока не пошли дожди, каждая минута на вес золота…

– Да, на вес золота, а может и платины, – подтвердил Головин. – От этих хмырей пользы, как от козла молока. Много они тебе напашут, с них, где сядешь, там и слезешь. У меня, что ни день, то рекорд. Не зря мужики зовут стахановцем. Спасибо за отмазку, век не забуду.

– Колупай казав, що ты халтуришь, мелко пашешь, гонишь вал, а не якисть. Тому не распускай руки, не халтурь, бо лишу премии.

– Ивану рога обломаю и другим намну бока. Вся их гоп-компания будет работать на аптеку.

– Есть еще один аргумент в твою пользу.

– Какой еще аргумент?– Может, станем родней, сватами, когда сын Андрей отслужит и жениться на Светлане. Меньше года осталось ждать, – с удовлетворением напомнил Назар.

– Да, породнимся, будем ходить друг к другу в гости, на юбилеи, именины и крестины. Эх, Назар, заживем в свое удовольствие, никто нам не посмеет перечить. Возьмем власть в селе в свои руки. А, если Удод вздумает качать права, то накатаем на него «телегу» в райотдел или в прокуратуру о том, что пьянствует, не просыхает – с азартом поддержал тракторист.

– Краще их не чепаты. Федор, все же держи себя в руках, не горячись. Подальше от греха, ведь с милицией шутки плохи.

– Конечно, плохи, с фараонами лучше не связываться, – согласился Головин. Обменявшись крепким рукопожатием, они расстались.

Хвыля, оседлав мотоцикл с коляской, выехал на проселочную дорогу, а Федор привычно устроился за рычагами и продолжил вспашку. Назар все же решил об инциденте сообщить Дягелю, ведь рано или поздно до него дойдет слух и не исключено, что в искаженном виде. Лучше перестраховаться, упредить, чем потом что-то опровергать. Директора застал в кабинете.