Она обвела залу взглядом, ища поддержки, но все, опасливо косясь на восседавшего за высоким столом инквизитора, отводили глаза.

– Неужели среди доблестных вассалов герцога де Карруаза не найдется мужественных людей, готовых постоять за честь дочери своего господина? Неужели здесь собралась только шайка жалких трусов, позабывших о том, что они рыцари? Неужели вы не способны защитить слабую девушку от неправедного суда?

Сказанные в порыве отчаяния слова произвели неизгладимое впечатление на всех собравшихся в зале. С одной стороны, многие из вассалов герцога были убеждены, что инквизитор, помня вмешательство их господина в дела инквизиции и его заступничество, решил свести счеты с этой семьей, памятуя нанесенные ему обиды. Но с другой стороны, открыто выступить против церковного суда они не решались, зная, что рыцари и их семьи легко могут оказаться на скамье подсудимых, подняв свой голос в защиту осужденной. К тому же представленные отцом Домиником доказательства подтверждали слова свидетелей. Поэтому большинство из сидевших в зале вассалов герцога, хотя и сочувствовали сестрам, и мысленно были на их стороне, но открыто выступить против произвола инквизитора не посмели, ограничившись только недовольным ворчанием на протяжении всего судилища. Не дождавшись поддержки, Габриэлла тяжело вздохнула и опустилась на свое место. Разнообразные чувства –  гнев, злость, отчаяние, –  смешавшись воедино, буквально разрывали на части сердце бедной девушки. Проявленная подданными герцога трусость не оставляла никаких надежд на спасение Филиппы.

– Если больше нет никого, кто мог бы опровергнуть обвинение, выдвинутое Святой Церковью, то я оглашаю приговор: Филиппа де Карруаз, вы признаетесь виновной в колдовстве, ереси, сношениях с дьяволом, а также в убийстве своих собственных родителей. На основании вышесказанного вы приговариваетесь к смерти путем сожжения на костре. После вашей смерти все имущество, которое, согласно завещанию вашего отца, вам досталось после гибели родителей, переходит к Святой Церкви. Это окупит ваши грехи перед Господом. Аминь…

– Не так быстро, святой отец, –  сухо отозвалась Габриэлла, медленно вставая со своего места и неспешным шагом направляясь к высокому столу, где восседал отец Доминик. –  Я уже давно догадалась, что весь этот процесс вы, Доминик ле Бург, затеяли лишь с одной целью: отобрать у нашей семьи все, тем самым отомстив за унижения, якобы нанесенные вам моим отцом. Да-да, не стоит делать вид, что вы ничего не понимаете. Вы так же, как и Римская Церковь, нуждаетесь в постоянном пополнении казны, а наши земли приносят очень приличный доход.

– Святотатствуешь, дочь моя, –  бесстрастно заметил отец Доминик. –  Я лишь исполнял свой долг перед Господом нашим.

– Долг? О каком долге вы говорите? Казнить невинного человека ради блага Церкви, –  это вы считаете священным долгом?

– Дочь моя, вы забываетесь, –  гневно сверкнув своими глазками-бусинками, отозвался инквизитор.

– Нет, это вы забываете, что, помимо вашего подлого суда, есть еще и Божий суд, отец Доминик. И гореть вам в аду за все ваши злодеяния… Я не смогла уберечь родителей от ваших козней, не могу сейчас доказать и невиновность сестры. В ваши ловко расставленные сети попалось самое благородное дитя, когда-либо жившее на земле. Но ни замок, ни земли никогда не достанутся ни вам, ни вашим прихвостням, –  сказав эти слова, она в упор поглядела на аббата Шириза.

Доминик ле Бург буквально побагровел от услышанного. Он тяжело поднялся и, чуть склонившись вперед, тяжело навис над стоявшей перед ним девушкой.