– Мне понадобятся деньги, чтобы купить лошадей и вести поиски, – солгала она, чувствуя в кармане вес золота Вихтиха.

Морген бросил мешочек с монетами на стол между ними, и она, ни мгновенья не колеблясь, сгребла его. Она закрыла глаза, думая о Бедекте, размышляя о том, что мечник предпримет, вернувшись к жизни с мешком золота и пониманием, что она явится по его душу, как только обнаружит предательство. Бедект, как и все жирные старики, любил те достижения цивилизации, которые делали жизнь приятнее. Он отправился бы на восток, в Гельдангелегенхайтен, единственный город-государство, который не был гноящейся помойной ямой. Но он знал, что она это знает. Значит, он двинул на юг. В Готлос.

– В каких сейчас отношениях Готлос и Зельбстхас? – спросила Штелен.

– Вот-вот начнется война, – ответил Морген так, словно ожидал этого вопроса. – Я раздавлю их. Они будут поклоняться мне. Город за городом, я очищу этот мир от грязи и безумия.

«Напыщенный сопляк».

– Итак, как только я выеду за ворота Зельбстхаса…

Морген с наигранной тщательностью осмотрел ее с ног до головы.

– Никому и в голову не придет, что ты – одна из моих людей.

«Потому что это не так».

– Полагаю, ты прав, – ответила она, изнемогая от ненависти к самодовольному засранцу.

«Я утоплю твою милую теократию в океанах грязи и крови».

Она сверкнула милой улыбкой, которая увяла, когда Морген побледнел от отвращения и отвел взгляд.

– Приведи сюда свою подругу, – сказал Морген.

Штелен вышла из-за стола, оставив мальчика одного.

Лебендих обнаружилась снаружи; она так и не слезла с лошади. Фехтовальщица улыбнулась ей одними глазами и чуть кивнула.

– Лебендих, – Штелен хотела сказать что-нибудь приятное, но не смогла протолкнуть слова через вдруг сжавшееся горло. – У меня есть для тебя очень приятный сюрприз.

– Он включает в себя чье-нибудь убийство?

Штелен состроила жуткую гримасу:

– В конечном итоге, да.

– Вихтиха?

– И его тоже.

– Мне уже нравится.

– И многое другое, – сообщила Штелен.

– Много-много других людей, которых нужно убить?

– Разумеется. Но я не это имела в виду.

Она улыбнулась фехтовальщице, и Лебендих улыбнулась в ответ.

– Заходи. Да не привязывай ты лошадь, не трать время. Мы не вернемся.

– Звучит зловеще, – сказала Лебендих, спешиваясь.

Она проверила, легко ли выходят из ножен ее парные мечи, и кивнула.

– Они тебе не понадобятся.

«По крайней мере, не прямо сейчас».

Они вместе вошли в гостиницу. Дураков отпустить какое-нибудь замечание по этому поводу и испортить Штелен настроение не нашлось. Она подвела Лебендих к столу, где ждал Морген. Они сели напротив бога: Штелен ухмылялась, Лебендих, как всегда, держалась настороже.

– Мы готовы, – сказала Штелен.

Морген моргнул. Он выглядел сбитым с толку и даже немного грустным… не передумал ли он? Она услышала, как он бормочет что-то о причинах.

Если бы подавляющее большинство населения не было так решительно готово пренебречь собственными желаниями и потребностями и так отчаянно не нуждалось бы в руководстве, в том, чтобы его освободили от тяжкого бремени принятия решений, цивилизации не существовало бы. Но цивилизация существует потому и только потому, что есть те, кто готов выйти вперед и взять бремя управления на себя. Цивилизация существует только благодаря тому, что есть гефаргайсты, готовые применить свои выдающиеся таланты для удовлетворения потребностей масс.

Ферборген Лигт, философ-гефаргайст

Морген, бог Геборене Дамонен, сидел в одиночестве в «Ляйхтес Хаус». Зал был полон людей, попавших сюда, в Послесмертие, благодаря Штелен. Если она и узнала своих жертв, то ничем этого не показала. Не то чтобы он ожидал от нее раскаяния, но, возможно, хотя бы проблеска… чего? Сожаления? Он попытался припомнить, видел ли он хоть раз в ее лице – или поведении – хоть что-нибудь, кроме ненависти, подозрения, недовольства и отвращения к себе.