Таким образом, имеется достаточно оснований считать, что «медицинское право» – лишь идеологическая позиция, занятая в интересах врачей (на самом деле «прокрустово ложе» и для них тоже, потому что без пациента не будет и врача). Однако в таком виде оно не может претендовать на роль комплексной отрасли права, которую ей пытаются присвоить.

В своей работе «О теоретических основах и концепции национального медицинского права»,[31] посвященной, в частности, и вопросам терминологии, основоположник медицинского права в России, заслуженный юрист России, доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой медицинского права ММА им. И.М.Сеченова Ю.Д. Сергеев (в соавторстве с кандидатом юридических наук, кандидатом физико-математических наук М.И. Милуши) пишет:

«По нашему мнению, с чисто теоретических позиций использование понятия «медицинское право» юридически корректно только для определения правовых отношений между врачом и медицинским учреждением, с одной стороны, и пациентом – с другой. Все выходящие за эти рамки общественные отношения в сфере охраны здоровья охватываются более широким понятием законодательства о здравоохранении.

Необходимо отметить, что и Всемирная ассоциация медицинского права (WAML) сегодня склоняется к такому же выводу. Как подчеркивал президент WAML профессор А.Карми в своем выступлении на Всероссийском съезде по медицинскому праву, применительно к решаемым WAML задачам уже более правильным является термин «helth law», а не «medical law», поскольку он больше соответствует современным представлениям. Конечно, если в английском языке и тот и другой термин звучат примерно одинаково, то по-русски термин «медицинское право» понятнее и благозвучнее, чем более приземленный термин «законодательство о здравоохранении» или более громоздкий – «здравоохранительное право». Но дело не в названии, а в сути. Если название «медицинское право» устоялось и прижилось, вошло в сознание (в первую очередь врачей и пациентов) – пусть оно так и называется, даже если это формально не совсем верно с точки зрения теории права».[32]

Если это последние аргументы сторонников медицинского права (а из содержания статьи ясно, что это так), то они не являются всерьез обоснованными, что и признается в приведенном тексте. Все было не очень правильно, говорят специалисты, но пусть остается, как есть. Наверное, основоположнику «медицинского права» сложно до конца признать свои ошибки и принять меры к их преодолению. Между тем это было бы честно, хотя и потребовало бы некоторого самоотречения.

Кроме того, подменять понятия «отрасль права» (теория, наука) и отрасль «законодательство» (свод правовых норм о здравоохранении) некорректно с точки зрения теории права, так как: теория исследует законы и явления, а законодательство представляет собой совокупность нормативных актов, регулирующих определенную сферу общественных отношений.

Привычка называть отрасль «медицинским правом» не настолько глубока, как кажется авторам приведенной статьи, чтобы нельзя было ее исправить на более точные термины. Многообразие терминов сохранялось все время («врачебное право», «медицинское», «здравоохранительное»), стабильным оставалось только название соответствующих кафедр (Кафедры медицинского права), но, замечу, не в юридических вузах, а в медицинских, что также указывает на заинтересованность определенных кругов в существовании именно медицинского, а не какого-то другого права. Но я надеюсь, что объективные юристы дадут адекватную оценку в этом споре.

С точки зрения красоты стиля «пациентское право» (о котором я скажу чуть ниже) звучит не хуже, но вдобавок и более точно отражает суть правоотношений. Помимо того, природоохранное право, которое существует уже несколько десятилетий, весьма схоже со здравоохранным, и последнее тоже благозвучно (это, как справедливо отмечено в статье Ю.Д. Сергеева, вопрос привычки).