– Она сказала, что самые большие проблемы с доверием, временем и общением. Но я еще услышала про тренировки, вроде бега по стадиону… Проясни этот момент тоже.

– Светленькие, – закатил глаза Яблонев, откидываясь на спинку скамьи и снова пряча руки в карманы куртки. – То, что перечислила тебе Ругалова, не проблемы, а недостаток опыта и слаженности между ней и ее практикующим. Все эти сложности решаются банальной практикой. Чем больше фамильяр и практикующий узнают друг о друге, чем больше проводят вместе времени, тем проще им общаться и находить это время друг на друга. Из этого же растет взаимное доверие. – Согласна, в логике Владу не откажешь. – Что касается тренировок, то я так же не вижу в этом чего-то из ряда вон. Практикующие тренируются ментально постоянно, дар для нас – все равно что мышца внутреннего духовного мира. Так как сила фамильяра исходит от его сущности, то для начала он должен натренировать сосуд, в который эта сила поступает, то есть тело. Для того чтобы уметь применять все сильные стороны дога тогда, когда тебе этого захочется, нужно слиться с сущностью, стать такой же, как она. Ты распознаешь запахи, твое обоняние очень острое, но сможешь ли ты взять след? Да еще и не физический, а ментальный, след чьей-то энергетики, например, моей?

Конечно же, нет. Я вообще сомневаюсь, что это возможно. А если все-таки возможно, то какими тренировками этого добиться? Как учуять то, у чего нет запаха?

– Если все это тяжко только для светленьких, то что считают проблемами темненькие?

– Темненькие не видят сложностей в принципе. И уж точно не думают о них заранее. Как только ты начинаешь думать, что что-то не получится по той или иной причине, ты работаешь себе во вред. Это все равно что отказаться от интересного путешествия из-за того, что собираться долго. Едва появляется одна сложность, как за ней тут же потянутся другие: билеты дорогие, отель неподходящий, погода непонятная… Нет, лучше не ехать. Месяца через три попробую. И так каждый раз.

– То есть ты говоришь: соглашаться, не раздумывая, и сложностей не будет?

– Агата… – Влад покачал головой, вытягивая ноги.

– Что? У тебя тут явно личная заинтересованность!

– Скажешь, у Ругаловой ее нет? – проницательно посмотрел на меня Яблонев, и вся его расслабленность улетучилась.

В практикующем снова проступили та жесткость и сосредоточенность, какую я видела вчера, на лоджии. Словно он был хищником, заключенным в человеческое тело, или… птицей, готовой вырваться из клетки, едва представится такая возможность. На что бы это ни было похожим, оно вызывало у меня чувство тревоги, даже заставляло присмиреть, но не пугало.

– Ты знаешь, что она не хочет, чтобы я была твоим фамильяром.

Я даже не спрашивала. Понимала, что он действительно в курсе отношения Ирки ко всей этой ситуации.

– Неважно, чего она хочет или не хочет. Думать об этом – забота Берёзина, как ее практикующего. Здесь дело исключительно твое и мое, остальные за бортом. Я не говорю, что сложностей не будет. Всего лишь указываю на то, что думать о них сейчас – пустая трата времени. Все это очень индивидуально. У каждого фамильяра и практикующего свои заморочки. Кто-то ревностно относится к своему личному пространству, кто-то настолько непунктуален и безалаберен, что это становится проблемой для практикующего, а кто-то капризничает каждый четверг. Ты сказала: «сложности с общением». Что ты в это вкладываешь?

– Ну… – Отлично, Ругалова заразила меня своим «нуканьем»! – Постоянные споры, трудности в нахождении компромисса…

– Мне нравится, когда со мной спорят, – огорошил Яблонев.