На душе появилась какая-то тяжелая тоска. А ведь так оно и могло быть. Ну, если бы согласилась, конечно. Только раньше совсем не задумывалась об этом. Перед глазами возникло изумленное лицо Андрея Григорьевича, а я невольно захихикала, уткнувшись носом в рубашку Богдана.
— Смешно ей, — пробурчал он, — а ты хоть представляешь, какой стресс для твоего куратора?
Смех буквально душил, я впилась ногтями в его плечи, стараясь хоть сделать вид, что сочувствую.
— Ну и ладно! — неожиданно выдал Богдан тоном, далеким от раскаяния, — так им и надо! Нечего рот разевать на хранительницу мольфарских сокровищ!
Смеяться резко расхотелось. Я серьезно посмотрела ему в глаза:
— А вот когда ты мне все нормально расскажешь, а? А то только и слышу, что сокровищница да сокровищница!
— Ну… — Богдан чуть нахмурился: — Ты и видела ее.
Обалдеть, аргументация! Видеть видела, но что с этим всем добром делать?
— Или все же хочется побыть мачехой вашего Андрея? — хитро усмехнулся Богдан. — Но тогда учти, матерью ты тоже станешь рано и…
Я пихнула его локтем, не дав договорить, а потом накинулась с щекоткой, коварно пытаясь отомстить за подколку.
— Ах, ты так! — возмутился он. — Ну, держись!
Мы заливались хохотом и извивались, пытаясь увернуться и в то же время защекотать друг друга. Если б посмотрел кто со стороны, то первым делом повертел бы пальцем у виска. Ненормальные, просто ненормальные. В какой-то момент я вдруг осознала, что никакой щекотки нет и в помине, зато губы у него безумно горячие, а от поцелуя голова идет кругом. И отрываться совсем не хочется. Наоборот, вплела пальцы в шелковистые русые пряди, прижалась крепче, ощутив его руки на своей спине. И вмиг где-то далеко остались все разговоры, неприятности и вопросы о сокровищнице. И…
— Что тут происходит? — неожиданно окатил ледяной водой из ушата голос Андрея Григорьевича.
17. Глава 5. Забери меня из мертвых
Обернувшись, я увидела застывшего в дверях куратора. Первой возникла предательская и совершенно трусливая мысль: «Спасайся кто может!». Однако с такого балкончика особо не спасешься. А Чугайстрин — посмотреть страшно! Бледный как смертушка, глаза зеленым огнем аж горят. Ой, мама, чего это он так?
Самым логичным выходом было спрятаться за спину Богдана, что я, не раздумывая, и сделала. Все-таки нечисть среди нас он, пусть и держит ответ! Хотя бы первое время.
— А что-то не устраивает? — невинно уточнил мой «щит», кстати, становясь так, чтобы полностью закрыть меня. Мелочь, а приятно.
— Ты не устраиваешь, — объявил Андрей Григорьевич, чем заслужил короткое фырканье в ответ.
Богдана явно веселило такое положение дел, а вот меня… не очень. Ему-то хорошо — раз, и умчался на свой Чумацкий Шлях, а мне еще экзамен Чугайстрину сдавать! И вообще… Какой дидько меня дернул целоваться тут? Вот же ж дура!
Тем временем за спиной Андрея Григорьевича возникла странная дымная завеса.
— Тебе не стоит шататься по университету, — мрачно сообщил Чугайстрин, медленно приближаясь к беззаботно стоявшему Богдану.
То есть, это я так думаю, что беззаботно. Невольно сжала его руку, Богдан полуобернулся, и подмигнул мне.
— Что ты тут делаешь? — Андрей Григорьевич взял в себя в руки, однако все равно не разделял восторга, что видит перед собой Призрачного Цимбалиста.
— Меня Хранительница позвала, — пожал Богдан плечами. — Сам же сопилку слышал. А я ж противиться зову не могу.
Чугайстрин перевел взгляд на меня. Стало вмиг холодно и неуютно. Дымовая завеса за его спиной обрела очертания, блеснули огромные перламутровые глаза, и я вздрогнула. Это ж… кот! Только очень уж большой, прям ужас!