Вий-Совяцкий иронично изогнул губы, потом закатил глаза и вздохнул. Вроде ничего особенного, но мне стало стыдно до чертиков за собственную невоздержанность.

— Ваши домыслы — не мои слова. Поэтому молчите и слушайте.

Шипение стало громче, раздвоенный язычок задрожал.

— А ну цыц! — шикнул он на череп. Тот мигом смолк, лишь обиженно сверкнул зелеными глазами. Вий-Совяцкий продолжил: — Багрищенко — один из сильнейших родов ведьм на Полтавщине. Тетка Тани — Оляна Багрищенко — имеет на университет зуб. Она очень хотела, чтобы племянница пошла на факультет ведьмаков. Сами поднимаете, мольфарское отделение — нонсенс в некотором смысле.

Я кивнул. Еще бы! Драка за первенство всегда была и будет. Неважно, кто ее затеял: мольфары с запада, характерники с востока, ведьмы из центра, провидцы с юга или злыдни с севера. Все пытаются доказать, что они лучше, только вот порой методы, кхм, оставляют желать лучшего…

— Крутостью нрава, — продолжал Вий-Совяцкий, — Татьяна уродилась в мать... покойную. Уперлась, что не станет идти по семейному пути и решила пойти к мольфарам. Не знаю, сколько времени угробила, но сумела отыскать себе учителя. Упорно занималась и в результате — поступила к нам.

Я лишь слушал, пытаясь переварить информацию. Нет, конечно, всякое бывает, но с таким упрямством я встречался в первый раз. Тут то ли тетя до такой степени заездила племянницу, что та взбунтовалась, то ли племянница обладает воистину нравом барана и уперлась в свои ненаглядные принципы.

— Кто попадает в университет, автоматически становится под нашу защиту. Но зная пани Багрищенко, я пообещал Тане особую защиту. Поэтому…

Вий-Совяцкий вытянул какие-то бумаги и принялся их подписывать с видом, словно и не говорил мне ничего серьезного. Некоторое время прошло в напряженной тишине. Чувствовалось, что ректор подбирает слова, что было неожиданностью.

Наконец он вздохнул и посмотрел на меня.

— История здесь очень нехорошая. Я не могу рассказать всего, но Оляна способна на все, чтобы вернуть Таню домой. Поэтому, Андрей Григорьевич, за девочкой — глаз да глаз. Если заметите что-то подозрительное — сразу сообщайте мне. Инциденты в университете мне совсем не нужны. Понятно?

Я закусил губу. Чертово любопытство. Но если не сейчас, но вряд ли получится еще остаться с ним, чтобы задать давно интересовавший вопрос.

— Да, но… мне нужно кое-что знать.

Вий-Совяцкий прекратил подписывать бумаги.

— И что же? — слова упали, словно камни. Но отступать я не собирался.

— Павел Константинович, что произошло с куратором мольфаров моего первого курса?

Глаза Вий-Совяцкого засияли мертвенно-голубым светом. Лед, который замораживает насмерть — не вырваться. Дышать стало трудно, будто на грудь поставили что-то тяжелое.

— Он…

Дверь неожиданно резко распахнулась. В кабинете появилась Языкатая, бледная как смерть.

— Павел Константинович! Павел Константинович! Беда! Студенты отравились в столовой!

Вий-Совяцкий резко встал из-за стола и рванул к выходу. Никогда не думал, что с такой комплекцией можно так быстро двигаться. Однако, оставив размышления, кинулся следом, пытаясь отогнать дурное предчувствие.

[1] Тут, здесь (укр.).

3. Глава 3. Галушки по-злыдневски

В столовую я влетел вторым, едва не впечатавшись в широкую спину резко затормозившего Вий-Совяцкого. На полу лежал парень, над ним склонился врач. Точнее, университетский лекарь. Худой русоволосый мужчина без возраста и с таким же вымораживающим взглядом, как у ректора. Дурное предчувствие появилось не случайно: лежавший на полу был Виталием Красавичем — студентом моей группы.