– Папа, – говорила я ему за завтраком. – Я же не поступлю в юридический без истории. Даже на платное.

– И зачем это, интересно, ты мне сообщаешь очевидные вещи? – отец был занят разрезанием яичницы на мелкие кусочки.

– А затем! – я намазала маслом тост, – что дети всех твоих коллег поступят в лучшие вузы страны! Даже дети твоих подчиненных поступят на самые престижные факультеты. А я останусь на второй год. Представляешь, какой нонсенс? Мне то что, а вот тебя, конечно, жалко!

Мама, безмерно уставшая от наших конфронтаций и препирательств, ела свой любимый овощной салат и листала новостную ленту в планшете.

– Смотри-ка, Рит, какую замечательную дочь мы воспитали! – обратился отец якобы к ней, но ясен-красен, слова эти были рассчитаны на меня. – Жалеет меня. Себя бы она лучше пожалела! Это же не я, если не поступлю, отправлюсь к бабушке в Германию на пмж.

Я промазала джемом мимо тоста и капнула на пижаму. Они переиграли меня и уничтожили, демоны!

Бабушка моя, Олеся Карловна Циммерштумпф, в честь которой я, к своему большому страданию, названа этим злополучным и ненавистным именем, была ужасом и непререкаемым авторитетом нашей семьи, светилом в сфере лингвистики и литературоведения. И мы все, включая маму, ощущали неслабое облегчение от того, что эта железная женщина предпочитала жить в Европе. Переехать к бабушке означало для меня неминуемую социальную смерть – в том смысле, что со своими друзьями я распрощаюсь навсегда, добавьте к этому скудное правильное питание, состоящее из овсянки, отварной куриной грудки и зеленых овощей, а также бесконечную муштру и культурное развитие. Перспективка отвратительная.

– Рита! – позвал папа маму, заставив ее оторвать глаза от светских хроник. – А что это у тебя тут?

Он описал круг ладонью возле своего рта.

– Где? – переспросила удивленно мама и поманила пальцем к себе небольшое зеркальце с комода. То плавно спланировало к ней в руку. – Ой! Ужас какой.

Я тоже взглянула на ее лицо. Вокруг маминого рта расползлись красно-бурые пятна.

– Зудят! А мне через сорок минут нужно быть на церемонии открытия молодежной библиотеки! – всплеснула руками она.

Мы дружно определили, что у мамы случилась аллергия на какой-то овощ из салата, и отвлеклись на отпаивание ее противоаллергическими средствами. Пятна прошли, и мама, как всегда безупречно одетая, причесанная волосок к волоску и благоухающая вишней и корицей, впорхнула в свой изящный сиреневый портал и умчалась перерезать ленточку на двери новой библиотеки.

– Пап, ты же несерьезно про бабушку? – вернулась я к весьма животрепещущей для меня теме.

– Отнюдь. Очень серьезно, – папа прикладывал к рубашке разные галстуки и придирчиво смотрел на себя в зеркало.

Меня опять бросило в истерику.

– Это нечестно! Это нечестно, пап!

– А по-моему, честно, дочь. Есть поступки, а есть их результаты. Вот ты сейчас пожинаешь плоды своего отношения к будущему. Мы тебе дали все, все, что нужно для успешного старта и даже гораздо больше. И вот, как ты это использовала… На учителей плевала, на репетиторов чихала, на стол директора так вообще, в прямом смысле слова натошнила!

– Что вы мне дали? Что? – я пошла любимым контраргументом. – То, что откупались от меня подарочками, лишь бы не мешала вам делать свои карьеры? Что спихнули меня на нянек, гувернантку и даже Арину ко мне приставили, домработницу? Лишь бы переложить эту ответственность на кого-то? Вы не дали мне внимания, недолюбили, да вы вообще меня даже не воспитывали! То, какой я вышла – это полностью ваша заслуга!

– И я ее с себя не снимаю, – сказал отец с печальным вздохом. – И поэтому, пока еще есть возможность, хочу все исправить. Какой галстук лучше? Оранжевый или в полоску?