Л.Н. Толстой пишет, что голод и нужда толкали людей к рабству более жестокому, чем знавал древний мир, люди «работают по 36 часов сряду» (т. е. подряд). Описывая труд грузчиков Московско-Казанской железной дороги, он отмечает: «Работа их состоит в том, чтобы сваливать и перетаскивать тюки по 7, 8 и до 10 пудов», при этом им приходится «отдаваться в такую работу, в которую во времена крепостного права ни один самый жестокий рабовладелец не послал бы своих рабов. Да что рабовладелец, ни один хозяин-извозчик не отдал бы своей лошади, потому что лошадь стоит денег и нерасчетливо непосильной 37-часовой работой коротать жизнь ценного животного»>33. Пишет Лев Николаевич об удручающем трудовом положении женщин на ткацких фабриках, которым приходилось работать по 12 часов над станками среди оглушающего шума, об их моральном падении, о том, что 80 % детей, рождённых такими работницами, погибают от голода в деревне, куда их отправили, или в воспитательных домах, «сами же родильницы, чтобы не быть заменёнными, становятся на работу на другой, на третий день после родов».
«Так что в продолжение 20 лет, как я это знаю, десятки тысяч молодых, здоровых женщин-матерей губили и теперь продолжают губить свои жизни и жизни своих детей, для того чтобы изготавливать бархатные и шелковые материи»>34, – констатирует автор.
Книга «Рабство нашего времени» – хороший ответ тем, кто в последнее время занялся восхвалением «идиллии» царского режима, который, в действительности своей, почти сразу после отмены крепостного права отдал Россию и русский народ хозяину и эксплуататору несомненно более жестокому, чем был до этого барин-крепостник, – капиталисту. Многие либеральные экономисты продолжают восхваление С.Ю. Витте и его реформ, забывая, что пик угнетения трудового народа и русского народа вообще, так как именно из разорённых крестьян питался кадрами рабочий класс, пришёлся как раз на период управления Витте. Именно этот царский министр обеспечил иностранному капиталу и капиталу вообще безраздельное и беспредельное властвование над людьми, их безудержную эксплуатацию, вылившуюся затем в две кровавые русские революции.
Но не только в России творился произвол капиталистической тирании: «Статистические данные Англии говорят, что средняя долгота жизни людей высших классов – 55 лет, продолжительность же жизней рабочих нездоровых профессий – 29». Л.Н. Толстой описывает спокойное отношение русского общества в целом к такому положению и такой противной христианскому мировоззрению тирании капитала. С другой стороны, и это примечательно для нашего времени, Л.Н. Толстой рассказывает, каким образом в его эпоху оправдывали эту безудержную эксплуатацию.
Читатель не поверит, но на помощь была призвана якобы наука – политэкономия. Почему якобы? Действительно, политэкономия – это наука, однако её псевдолиберальное течение не имело тогда и не имеет сейчас ничего общего с научным знанием и обоснованием, а есть лишь форма догматических мантр тирании капитала.
К началу XX века мир перестал быть в основе своей религиозным, и искусственное и вопиющее неравенство и безудержную эксплуатацию человеческих масс требовалось оправдать по-иному. Тогда тирания капитала призвала себе на помощь новое псевдонаучное учение либерализма, чтобы через него показать объективный, а не субъективный характер того, что происходит. Это не удалось. Критерием верности экономических учений всегда является время – то время, в течение которого явление может существовать в стабильном и неизменном состоянии. И если, например, рабство Древнего Рима было объективным явлением, просуществовавшим тысячелетие, так же крепостное право, которые мы находим повсеместно в Европе, Азии и которое также знало много веков непрерывной истории, новая либеральная капиталистическая модель с трудом продержалась 50—100 лет, ввергнув мир везде в круговорот бунтов и революций, которые и прикончили её. Л.Н. Толстой пишет: «Новые объяснения эти явились в виде науки – политической экономии, которая утверждает, что она нашла законы, по которым распределяется между людьми труд и пользование его произведениями. Законы эти, по учению этой науки, состоят в том, что распределение труда и пользование им зависит от спроса и предложения, от капитала, ренты, заработной платы, ценности, прибыли и т. д., вообще от неименных законов, обусловливающих экономическую деятельность людей… На эту тему в короткое время было написано не менее книг и брошюр и прочитано не менее лекций, чем было написано трактатов и прочитано проповедей богословских на прежнюю тему… и все эти книги и лекции так же туманны и неудобопонятны, как и богословские трактаты и проповеди, и так же, как и богословские трактаты, вполне достигают предназначенной цели: дают такое объяснение