Крик ярости заставил стены содрогнуться. Но Эве было плевать. Ее ноги, хоть и спотыкаясь в неизвестных лабиринтах, упорно передвигались. Несколько метров вперед, потом в левый туннель, дальше протиснулась через узкий лаз, в котором расцарапала спину и руки, и широкая галерея, уводящая вправо. Она уже сбилась со счета, сколько она пробежала. Возможно, будь она не такой истощенной и больной, она бы прошла в два раза больше, но сейчас это было бесполезно. Тяжелая одышка заставила замедлиться.

Опустившись на холодный камень, Эва надеялась, что трапперы не сообразят, куда она сбежала в поисках источника влаги, не хватающей обезвоженному, отравленному организму. Эва вытерла пот и стала прислушиваться. Чувствовала, что подземная река неподалеку, что проходы, по которым она бежала, напоминали старое русло, и если она не потеряла свои навыки выживания и инстинкты, привитые отцом с детства, она отыщет эту проклятую воду.

На смену одышке пришла тупая ноющая боль. Желудок как будто скулил, умоляя, чтобы его напитали чистой водой. Как и горло, которое хоть и было промочено, все равно саднило, сглатывать удавалось с трудом и болью.

Не зная, насколько отстали преследователи, Эва поднялась, решая, куда лучше свернуть, но не успела сделать и шаг, как услышала позади себя:

– Эй, дичь, куда-то собралась? – яркий луч света больно резанул по глазам, ослепив и заставив попятиться и свернуть не туда. Один неверный шаг, и Эва поняла, что уже не чувствует под собой землю, летит спиной в глубокую пустоту.

– А-а-а!

Она надрывала легкие. Страх смерти парализовал. Резкий удар, ломота в теле вышибли дух, а бурный поток поглотил хрупкое тело вместе со всеми звуками, швыряя и полоща, как безвольную куклу.

Удар, еще удар, и, кажется, что жизнь покинула бренное тело. Порог, камни, поворот, и она бултыхалась, не понимая, где поверхность и спасительный воздух. Но упорство духа тянуло наверх, заставляя бороться не только с ярой стихией, но и с законами гравитации. Всплыв, Эва с усилием вдохнула воздух и вновь оказалась под водой.

Еще пару ударов, благо, что не головой, и, кажется, поток успокоился. Эва сделала титаническое усилие, чтобы всплыть вновь, но тяжелая обувь не позволила. Хорошенько напитавшись, кроссовки утягивали вниз, к смерти. Один скинут, но сбросить второй, где были спрятаны папины листки, не позволила Эвина дурость. Она боролась сама с собой и глупыми предрассудками, что, если листочки потерять, то она потеряет связь с отцом, которую чувствует, когда просто на них смотрит. Ведь она верила, что дорогие человеку вещи хранят не только память о нем, но и содержат частичку души.

Эве очень хотелось завыть и заплакать, хотелось, чтобы у нее никогда не было глупого выбора, но в итоге ей пришлось сдаться, жажда жизни победила, и Эванжелина свободной ногой скинула кроссовок, а в следующее мгновение поняла, что она вновь в свободном падении водопада.

Краски померкли, и полуживую Эву вышвырнуло на берег.

***

От мерзостного ощущения Эва резко открыла глаза и схватила за тонкую кожистую шею тварь, которая сначала просто облизывала ее лицо, вызывая не самые приятные ощущения, а после вообще вознамерилось отгрызть нос.

Зверь истошно взвыл и попытался вырваться. Эва, силы которой были на исходе, разжала пальцы, но тут же об этом пожалела. Тварь, явная не понимающая намеков, злобно оскалилась, вытянув морду, похожую на крысиную, стала медленно обходить Эву, пытаясь напасть со спины.

Эва тревожно следила за животным, не понимая, как такая мерзость могла получиться. Тело, напоминая небольшую лохматую собаку, тяжело сокращалось, как будто животному было трудно дышать. Хвоста не было, что очевидно сказывалось на равновесии твари, а жилистые лапы с длиннющими кривыми ногтями при каждом шаге нервно загребали землю.