– Она была… – Бондюран сглотнул застывший в горле комок и попытался найти подходящее слово, – собой. Джилли всегда так – то весела, то вдруг, буквально в следующую минуту, погружается в уныние. В общем, непредсказуема.

Девушка, чья мать регулярно лечилась в клинике для душевнобольных.

– По ней можно было сказать, что ее что-то беспокоит? Что у нее неспокойно на душе?

– Нет.

– Вы обсуждали что-то конкретное или, может, спорили о чем-то?..

Нет, он никак не ожидал, что Бондюран взорвется:

– Боже мой! Да если бы я заподозрил неладное, если бы у меня были дурные предчувствия, неужели, по-вашему, я не остановил бы ее, не заставил переночевать у меня?!

– Отнюдь, я уверен, что нет, – мягко ответил Куинн, вложив в слова максимум сочувствия – то есть сделал то, чего не делал уже давно. Это отнимало столько душевных сил, а рядом не было никого, кто бы помог их восполнить. Он попытался сосредоточиться на том, что привело его сюда – а именно, что ему необходимо раздобыть информацию. А для этого он должен быть готов на все – льстить, уговаривать, любыми средствами расколоть человека, вынудить его рассказать правду, пусть даже не сразу, а постепенно, мелкими крохами. Потому что без информации убийцу не поймать. И в любой ситуации для него превыше всего интересы жертвы.

– О чем вы разговаривали с ней в тот вечер?

Бондюран попытался взять себя в руки.

– Так, ничего особенного, – ответил он с явным раздражением в голосе и снова посмотрел в окно. – Про ее учебу. Про мою работу. Обычный разговор.

– О ее визитах к психоаналитику?

– Нет, она не… – Хозяин весь напрягся и одарил Куинна колючим взглядом.

– Поймите, мистер Бондюран, для нас важно знать такие вещи, – довольно сухо произнес спецагент. – В случае каждой жертвы мы делаем допущение, что какая-то часть ее жизни так или иначе связана со смертью. Возможно, это тончайшая ниточка, но она связывает одно с другим. Это может быть нечто такое, на что вы даже не обратили внимания. Но очень часто именно незначительные на первый взгляд вещи являются зацепкой, которая помогает распутать клубок. Вы понимаете, что я хочу донести до вас? Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы не допустить разглашения известных сведений. Но если вы действительно хотите, чтобы преступник был пойман, вы должны сотрудничать с нами.

Его слова ничуть не остудили гнев Бондюрана. Тот резко вернулся к столу и вытащил из пластиковой подставки визитную карточку.

– Доктор Лукас Брандт. Если это вам поможет. Думаю, мне нет необходимости напоминать, что все, чем с ним делилась моя дочь, не подлежит огласке.

– А все, что касается вас как ее отца?

Эти слова спровоцировали новую вспышку гнева, который тотчас же прорвался сквозь холодную маску самоконтроля.

– Если бы мне было известно нечто, что способно вывести на убийцу моей дочери, неужели я бы вам этого не сказал?

Куинн промолчал. Его взгляд был прикован к лицу Питера Бондюрана, особенно к вздувшейся жиле, что, подобно молнии, пролегла через весь лоб. Он взял карточку.

– Я очень на это надеюсь, мистер Бондюран, – произнес он, прерывая паузу. – Потому что от этого зависит жизнь какой-нибудь другой женщины.

– Ну и как? – спросил Ковач, когда они шагали прочь от дома. Он закурил сигарету и теперь делал одну затяжку за другой, чтобы успеть докурить, пока они дойдут до машины.

Куинн смотрел прямо перед собой, куда-то за ворота, где, припав глазом к окошечку видоискателя, расположились два телеоператора. В пределах видимости он не заметил аудиоаппаратуры дальнего радиуса действия, но объективы камер, длинные и массивные, говорили сами за себя. Похоже, период его анонимности доживал последние мгновения.