Честь, достоинство, благородство души – вот то, что, раз за разом, стали выискивать писатели в людях эпохи Средневековья. Однако при этом, надо признать, вдохновенные романтики заметно приукрашивали реальность старины. В действительности, в «тёмные века» положение дел было отнюдь не столь радужным и далеко не во всём могло соответствовать их возвышенным мыслям.

Человек XIX столетия, очутившись на улицах средневекового города, наверное, или откровенно пришёл бы в ужас от увиденных им картин, или, по крайней мере, почувствовал себя явно «не в своей тарелке». Подобное путешествие во времени – в эпоху гуситских войн – совершил, к примеру, герой небезызвестного произведения чешского писателя Святоплука Чеха пан Броучек.

Писатель оценил возможности своего персонажа, принадлежащего к числу обыкновенных пражских обывателей, как подлинный реалист. Книга С. Чеха «Новое эпохальное путешествие пана Броучека, на этот раз в XV столетие» вышла в свет в 1888 году, в период активного формирования в Чехии буржуазных умонастроений.

Пан Броучек – это, в целом, типичный представитель своей эпохи, домовладелец, наживший определённое состояние путём сдачи в наём жилых помещений. Он явный антипод герою авантюрно-романтического склада. Недвижимость, которой владеет пан Броучек, придаёт ему твёрдую уверенность в завтрашнем дне. Можно сказать, он в глубине души даже ощущает некоторое превосходство над окружающими людьми.

С другой стороны, пана Броучека нельзя отнести и к числу закоренелых прагматиков. Иногда его всё же посещают романтические умонастроения. В юности он, в частности, прочитал несколько рыцарских романов и с интересом прослушал ряд историй о событиях далёкого прошлого, о которых ему поведали старые люди. Но, несмотря на познания об инквизиции, «железной деве» и прочих кошмарах Средневековья, герой произведения С. Чеха поначалу относился к нему не без определённой доли уважения. Более того, он иногда даже испытывал тоску по давно ушедшим временам. Ему, как и многим другим, казалось, что в глубокую старину жилось гораздо лучше, нежели в ХIХ столетии. Он, в частности, иногда, почти всерьёз, сожалел о том, что «фальшивый гуманизм» отнял у него возможность как следует «прижать к стенке» должника, который из принципа долго не платит за квартиру.

Необычайные события начинаются в уютном кабачке «Викарке» на Градчанах, при посещении которого сам С. Чех, по его собственному чистосердечному признанию, не раз оказывался под воздействием каких-то романтических чар. Писатель всегда с удовольствием заглядывал в этот нетронутой современной цивилизацией уголок Старой Праги. Рассказывая о «Викарке», С. Чех, буквально, обрушил на читателя целый поток собственных живых впечатлений:

«Подходишь ли к нему с тыла, поднявшись по Старой замковой лестнице, пройдя через ворота у печальной Чёрной башни и миновав строение бургграфства и седые башни базилики Св. Иржи, или же с фасада, идя по Новой замковой лестнице, мимо старых дворянских домов, вдоль позднего портала Скамоцци, но когда, вступив на Третий двор замка, оказываешься перед величавым колоссом собора, стремящим к небу каменный лес декоративных колонн и арок, из всех углов вдруг выступают тени тысячелетнего прошлого и наполняют мою фантазию кипением мрачных и пёстро сверкающих образов. Из сумрака давних веков всплывает передо мною рой первых христианских храмов; вижу таинственный взгорок Жижи, где когда-то священное пламя высоко взлетало в кругу славянских жрецов; вижу и каменный престол, на котором старинные Пршемысловичи обувались в лыковые лапти своего праотца».