Итак: два года оккупации под немцами следует выкинуть – хлеба не было. Хлеб заменял картофель.

После освобождения Вязьмы два года семья жила на подножном корме: крапиве, лебеде, щавеле; картофельных очистках, требухе животных; костях, выкинутых на помойку из воинской части, дислоцированной недалеко от их дома.

Начиная с дня Победы в сорок пятом году и далее три года предприятие железной дороги, на котором работал отец, продуктовую пайку заменяло денатуратом. На месяц семье из восьми человек доставалось восемь бутылок алкогольного суррогата. Денатурат, понятное дело, за хлеб как-то считать не принято. Тем более, что отец по вечерам наливал Косте всего по двадцать пять грамм. За неделю набегало всего сто семьдесят пять грамм – на серьёзную пьянку не тянуло.

Страна чуть отошла от ужасов войны – в магазинах Вязьмы стал появляться в скромных количествах хлеб, не отправленный в Москву.

Четыре года горожане покупали хлеб по одной схеме: отстояв двое – трое суток в очереди, сменяя друг друга через определённое время.

Для того, чтобы приобрести три вожделенные буханки, в очереди стоят семейные «дармоеды»: мать – домохозяйка и дети, Варя и Костя.

Костя ненавидел ночные часы. Когда стоишь в очереди, фактор времени теряется, перестаёшь соображать, где находишься. Хочется прислониться к широкой спине человека, стоящего впереди, и… спать, спать, спать! Или хотя бы просто лечь на землю, и будь всё проклято, как «та Колыма и свист пароходов угрюмых»…

Доставляли хлеб в привокзальный продуктовый магазин в маленьком деревянном ящике на лошадиной тяге. Ящик и возница дурманяще пахли хлебом, в отличие от металлических фургонов, на машинном ходу, с надписью «ХЛЕБ», которые не зная устали ежедневно мотались по Вязьме – НКВД чистило Вязьму от всяких разных элементов.

Не зря народ после освобождения прозвал город Вязьму – Вязьмалагом. В городе несколько зон и сортировочных пунктов, чекистам хватает работы.

Деревянный ящик вмещает восемь поддонов. В каждый поддон уложено шестнадцать буханок чёрного хлеба.

В длинной измученной толпе стоят, как минимум, сотни две женщин и детей. Поскольку хлеба привозят мало, всем не хватит, продажу ограничивали одной буханкой в одни руки.

Закончилась выгрузка хлеба, стоящие сзади мощно напирают, образуя монолитную массу человеческих тел, создавая преграду перед посторонними со стороны, которые не стоят в очереди.

Человека сдавливают так, что трудно вздохнуть, пошевелить руками, принять другое положение.

Бывает нередко, что ушедшие на короткое время женщины не могут вернуться в очередь. Плачут, умоляют, но… Задние напирают так, что в очередь не втиснешься.

Порядочные люди чаще остаются в проигрыше, чего не скажешь о наглых подонках.

Перед входом в магазин над крыльцом сооружён низкий навес. На навесе плашмя устраиваются мужики. Когда начинают продавать хлеб, они спускаются вниз на плечи или головы людей, стоящих в очереди. Упираясь ногами в лица, продвигаются вперёд, зажав в кулаке деньги. Добравшись до прилавка, суют деньги продавцу, получают хлеб и тем же путём возвращаются на крышу. Обидно, неприятно получать в лицо сапогом. А что поделаешь? У всех в очереди руки прижаты к туловищу, не отпихнёшь, не сбросишь тварь, приходится терпеть.

Получив в лицо подошвой сапога, Костя зло скрипит зубами. Выматериться бы, да язык не поворачивается!

На семью Тепловых с избытком хватает одного матерщинника – батьки.

Если разделить на десятерых человек – мать родила вторую двойню – три буханки чёрного хлеба, получается триста грамм в неделю на человека, килограмм двести в месяц, четырнадцать килограмм четыреста грамм в год. От этого времени и следует вести отсчет. Можно набросить еще шесть килограмм на благополучные годы в Железноводске, куда они переехали из Вязьмы.