Так вот, руки матери дрожали в тот день. Я видела, что она на взводе и готова ударить меня в любой момент. Не знаю, сколько часов она потратила на тот рисунок, что положила мне на ноги, но дался он ей с трудом. Работа над ним вымотала её, но получилось вполне достойно, насколько я помню. На рисунке ночь. Луна почти совсем затянута тяжёлыми грозовыми тучами. Вижу, что там бушует гроза, и молнии прорезают ночное небо, но высоко в небе кружит большая птица. Кружит над домом, стоящем справа на рисунке. Хотя дома там и нет. Ни тростника, ни дома, ни скелетов животных, которыми усыпана тропа, ведущая к нему, но я знаю, что они там есть. Верю в это, потому что в это верит мама. На рисунке видна лишь прогнившая от старости деревянная крыша, а вокруг нее бурлящая вода. Я вижу, белые барашки пены вокруг и думаю, что эта чёрная вода пытается сожрать и дом и крышу, так же как она укрыла под собой высокий тростник и скелеты животных, что обглодали те уроды.

– Она внутри, – говорит мне мама, – смиренно лежит на кровати под водой. Ноги вытянуты вдоль и к ним привязан тяжёлый груз, ровно точно так же, как и к шее старухи. Руки скрещены и прижимают к груди портфель. Серый портфель. Ты видишь её? Видишь?! – Кричит на меня мать, тыкая пальцем в крышу на рисунке. – Она там. Те выродки разозлили духов тех лесов. Дети подобные тебе. Отродье. Разозлили тем, что издевались над животными. Сдирали кожу, срезали мясо, а кости бросали на тропу. К дому, жительница которого никогда не выходила из него. Её прозвали ведьмой и издевались над ней. Они осквернили лес. Осквернили старуху. Ворвались внутрь и вытащили старую женщину на улицу. Она скончалась там же, на тропе. Они бросили её тело там, не прикоснувшись даже пальцем. Именно тогда и случилась та вода. Чёрная вода. То наводнение погубило урожаи и унесло немало жизней, но ведьма на том не остановилась. Когда сошла вода её распухшее тело, привязанное к кровати, нашли внутри дома и тот самый портфель на груди. Она не желала уходить. Хотела остаться в доме и мстить. Некоторые говорят, что она и сейчас лежит там, высохшая, сгнившая, но тот портфель и до сих пор при ней.

Всего неделю спустя после смерти, как рассказывали местные, её заметили впервые. Как раз тогда, когда начали гибнуть люди. Невзрачная крадущаяся в ночи фигура. Говорили, перед тем как она появлялась, громко квакали лягушки. Целая орда лягушек, призывающая свою ведьму на месть. В руках портфель, а внутри остро наточенный тесак. Людей тех находили в лесу, обескровленных и с отрубленными руками, что старуха бережно хранила в том портфеле. Руки людей осквернивших саму природу.

Ты одна из тех людей, и она придёт за тобой, если ещё раз сунешься туда, куда не нужно. – Закончила мать и оставила меня привязанной ещё на три долгих дня, после которых от меня воняло, вероятно, так же, как от той сгнившей старухи. Я была почти при смерти.

Ты не должна думать о ней. Иначе она станет реальностью. Жалкое срамное дитя. Я чувствую, как она хочет прорваться в этот мир через тебя. Ищет лазейку в твоей чёрной душе – Не раз повторяла мне мать, когда подходила ко мне проверяя, жива ли я, в течение тех самых страшных дней из моего детства. Но я всё равно продолжала думать о ней. Я была зла.

В этом месте несколько страниц вырвано. Клочки торчащей рваной бумаги испачканы чем-то чёрным. Возможно, там был рисунок?

Записка 10. Воспоминания о том, как я создавала ведьму.

После той истории, я долгое время вообще не выходила на улицу. И не только потому, что я тряслась от страха, но и потому, что лицо моё ещё долго было покрыто синяками. Я злилась на мать и в отместку желала создать нечто, что придёт с наступлением ночи и проучит её. Долгое время теперь я проводила всё на том же родительском чердаке, не желая сталкиваться с матерью. Рылась в чемоданах с тряпками, стремясь одеть своего монстра в одежду, когда-то принадлежащую моей маме. Хотела привязать их чем-то друг к другу. Тусклый свет, проникающий через маленькое покрытое грязью окошко не мог полностью осветить весь чердак и от того всё происходящее в те дни, казалось мне ещё более зловещим.