– Ща порешаем, братела! – Сява резко поднялся с корточек и, загребая пыль толстыми рубчатыми подошвами высоких башмаков, недобро надвинулся на меня. – Хана тебе, сморчок!

Он, не торопясь, подбирался ко мне, поигрывая накачанными руками и мощными грудными мышцами, едва не разрывающими белую майку, обтягивающую крепкий торс. Когда он выбрался под свет единственной лампы тусклого фонаря, я рассмотрел, что его руки покрыты сплошной синью татуировок. И вот нехорошие то были наколки – мерзкие! Насмотрелся я такие символы за годы войны, да и после… Такие метки разве что с кожей снимать, да прижигать каленым железом, чтобы не плодилась в нашем мире эта коричневая зараза! Слишком спокойно в мире стало, раз забывать такое начали и вновь напоказ выставлять.

Бритоголовый Сява тем временем подошел едва ли не вплотную и презрительно сплюнул прямо мне на башмаки.

– Готовься, старый, – расслабленно процедил он через губу, – твой паровоз отправляется в ад!

Нет, ну, не дебил ли? Не стоит недооценивать врага! Даже такую развалину, как я. Жаль, конечно, что я свой наградной наган с собой не захватил. Куда бы как легче «переговоры» прошли… Теперь-то чего жалеть? Трость в моей руке пришла в движение: я резко, насколько это возможно при суставах, побитых артритом, выставил её перед собой, слегка отведя рукоять назад. А затем, ухватив свободной ладонью за шафт[4], я со всей дури нанес удар. Словно бильярдный шар в лузу заколачивал. Утяжеленный металлический наконечник, да еще и слегка заостренный на конце (чтобы зимой по снежному накату не скользил), впился точно в солнышко ублюдку. Получи фашист гранату! Одного боялся – промазать, но бог миловал!

– Кхе! – Только и смог выхаркать Сява, сдуваясь, словно пробитый воздушный шарик и складываясь пополам. Белая майка в месте удара вмиг пропиталась кровью.

Хороший урок, но я еще не закончил: никогда не оставляй врага за спиной! Раз уж взялся за гуж, не забудь и дерьмо за собой подчистить! Я дернул трость обратно, перехватив её на манер клюшки. И, коротко размахнувшись, всадил слегка заостренный «клюв» ручки в висок насильника, хватающего воздух раскрытым ртом. Честно сказать, не ахти вышло – в пояснице так прострелило, что хоть волком вой. Но попал удачно – только косточка хрупнула едва слышно. Ну, вот прям, как в песне: вжик, вжик, вжик – уноси готовенького… И скорый поезд Харона точно домчит эту тварь до самого пекла!

– Сява? Ты чего, чувак? – до сих пор не врубившись в происходящее, подал голос второй насильник. – Поднимайся, мля… Сява!

Улучив заминку, девчушка рванулась и, оставив лоскуты легкого платья в руках отморозка, наконец, вырвалась. Я с удовлетворением проследил за её стремительным бегом, наслаждаясь удаляющимся дробным перестуком её высоких каблучков. Дело сделано – теперь можно и на покой. И лучше, если он будет вечным. Устал что-то я. Вымотался…

– Ты чего натворил, старикан? – Присевший перед остывающим подельником второй имбецил, поднял на меня налитые кровью глаза. – Ты Сяву зажмурил…

– Туда ему, выбл.дку, и дорога! – прокаркал я, растягивая морщины в некое подобие добродушной улыбки.

Здоровяк прыгнул с места, хватая меня своей ручищей за дряблую старческую шею. И как только сразу не сломал? Ведь она у меня рыхлая, что у беспомощного куренка. Я даже тростью своей взмахнуть не успел, как мы вместе повалились на землю. Я основательно приложился затылком об асфальт. В глазах поплыли разноцветные круги.

– Сдохни! – Заревел ублюдок, нанося мне свободной рукой мощный удар в грудь кулаком, при этом не выпуская горло из захвата.