Оружие поставлялось нелегально, тайком, потому что ни одна страна мира в одиночку не желала объявлять войну Берлессии. Народ, осмелившийся это сделать, обречен на уничтожение. Даже Бургедония не решалась на такой шаг, так что уж говорить о маленьких, более слабых государствах.

Победить Берлессию можно было только общими усилиями, объединившись всем миром, и никак иначе. Не один месяц велись обсуждения и дебаты на тему объединения армий всех стран, но так ничего и не было решено. За этим я здесь, чтобы ускорить этот процесс.

Пока Берлессия первой не объявила войну кому-то из "наших". Неизвестно, что этим берлессам в голову взбредет. Вдруг они войдут во вкус, и, захватив Кижи, пойдут войной еще на кого-нибудь? На ту же Фрогию, например. Наш президент громче всех вопит о том, что Берлессию надо уничтожить, вопрос только чем? Большая часть нашего вооружения уже в Кижах, а того, что осталось, хватит, чтобы держать оборону страны несколько дней, не более. Это чистое самоубийство!

Берлессы захватили уже треть Кижей, но бахвалятся тем, что еще даже не начинали войну, что воюют не в полную силу. Разведка Фрогии и Бургедонии работает слаженно, но никто точно не знает, каковы на самом деле военные возможности этой страны. Что если у этих варваров достаточно оружия и людей, чтобы противостоять всему миру? И, конечно же, мы боимся ядерного удара, а министр обороны Берлессии "размахивает" своими ядерными боеголовками при каждом случае, по поводу и без.

Вот и приходится поставлять оружие, технику, солдат и боеприпасы в Кижи тайком, под видом гуманитарной помощи. Мы прилетели как раз на таком вертолете с красным крестом. Это унизительно! Как будто это мы какие-то преступники, а не берлессы!

Пока мы шли к казарме, я жадно разглядывала все вокруг. Одни беленые понизу деревья чего стоили! Повсюду кижанская речь, вперемешку с берлесскими словами. Тут даже воздух был какой-то другой. Пахло всего лишь нагретым за день асфальтом и зеленью, но так сладко, что голова кружилась!

На меня такой волной накатило, что слезы навернулись на глаза. Хотелось вздохнуть поглубже этим воздухом, но бронежилет не давал. Хорошо, что Марсель вызвался нести мои вещи, и мне было не так тяжело передвигаться.

Меня поселили в какую-то комнатушку еще с одной девушкой-журналистом. Она лежала на одной из кроватей с телефоном в руках и с любопытством сейчас рассматривала вошедших. Марселю было велено пойти к мужчинам.

– Что он сказал, Анна? – переспросил у меня Марсель, когда сопровождавший нас парень на кижанском языке попросил Марселя следовать за ним.

– Он сказал, что проводит тебя, Марсель! – подсказала я. – Ты что, не выучил язык? – ужаснулась я. – Как же ты будешь?

– Я знаю берлесский немного, – нашелся парень. – И ты же со мной?

– Проси тогда повторять на берлесском. Тут все знают берлесский!

– Это вряд ли! – вмешалась в наш диалог моя соседка по комнате, говоря на ломанном фрогийском. – Лучше вообще помалкивай, парень! За берлесский язык можно и в морду получить!

Марсель ничего не ответил, только тяжело вздохнул, повалив мой тяжеленный рюкзак в углу комнаты. Он помахал мне рукой и ушел с солдатом, терпеливо ожидавшим его в коридоре.

– Я Берта, – перешла на кижанский девушка. – Я из Бриминии!

– Анна, – приветливо улыбнулась я девушке. – Я из Фрогии!

– У тебя отличный кижанский! – заметила Берта. – Где так научилась?

– В школе. Школа хорошая была.

2. 2

3. Анна

Боже, с каким облегчением я сняла с себя бронежилет! У меня второе дыхание открылось или первое нормально заработало? Такое ощущение, что тонну с себя сбросила!