Я брезгливо подтянула к себе коленки, подальше от потрескавшейся земли. Не хочу быть укушенной муравьишками и чесаться до самого вечера. Запрокидываю голову и почти вскрикиваю от счастья. Сочный зеленый цвет листвы на ветках, а в прорехах липовой кроны − яркая синь. Наслаждение для глаз. Праздник оттенков, воздуха, тепла и ветра. И не слышно никаких посторонних, лишних звуков, гула машин, суетливых людских голосов, о чем-то спорящих или что-то доказывающих. Днем природа отдыхает от местных жителей, которые либо где-то на заработках в ближайшем городе, либо хлопочут по хозяйству в домах, прячась от зноя. Короче, тратят на что-то себя и свое время, чтобы иметь право думать, что их жизнь чем-то заполнена.

А мне 16 лет, я нигде не работаю, у бабули нет огромного хозяйства, за которым нужно усиленно следить. У меня каникулы и полно времени для того, чтобы разрешать любым событиям происходить. Блаженная праздность накануне выпускного класса, масса радужных планов на взрослую жизнь и ни одного разочарования, которое могло бы лишить меня возможности мечтать и чувствовать.

Я слышу шаги. Не оборачиваюсь, просто слушаю шелест травы под ногами. А теперь слышу дыхание. Не поворачиваю голову, наслаждаясь ожиданием. Сейчас услышу его голос. Жмурюсь от предвкушения. Ииии…

− Крис, у нас есть пара часов. Потом мне надо домой, родители приезжают, надо их встречать, ну ты поняла.

Я разворачиваюсь всем телом, хватаю его за ногу и тащу в траву. Набрасываю на него свои объятья, и мы вдвоем хохочем. Он запрокидывает голову, и я вижу под его левой скулой, у шеи, коричневую родинку, изогнутую, как арахис в панцире. Даже если бы было темно, все равно смогла бы безошибочно указать, где точно находится эта родинка. Я столько раз любовалась ею, она мила моему сердцу, как и все, что есть в моем приятеле. Стас, ты просто чудо. Ты мой друг, мой брат, мой родной и близкий человек на этой планете. Хоть мы и видимся только летом, когда гостим у наших бабушек, но я тебя понимаю, а ты понимаешь меня. Наверное. Или мне просто хочется в это верить.

От него пахнет печеными пирожками с вишней. И жареным мясом с картошкой. Бабуля готовит пир к приезду дочки и зятя. А у нас есть только пара часов, чтобы поболтать о том, что мы делали, как жили эти месяцы, с сентября по июнь. Мы, конечно, успеем наболтаться, впереди все лето. Но я так ждала нашу встречу, и мне прямо сейчас очень хочется слушать его и говорить самой.

Еще ровно год назад он выглядел иначе. Острые локти, сбитые коленки, взъерошенный, в майке, которая вечно была в дырках от острых веток, цеплявшихся за его одежду, когда он карабкался по деревьям. А еще, на майке были дырки от проволоки, которая поджидала его на кромке забора. От этих же веток и проволоки часто появлялись царапины и на моих ногах и руках, если мы устраивали наши шалости вместе со Стасом. Теперь рядом со мной в траве лежал взрослый парень, который приехал вместо Стаса-мальчишки. Плечистый, уже заметно, что бреет лицо, голос звучит совсем иначе, по-взрослому. Опрятно, даже стильно одетый, ногти чистые и подпиленные. Сомневаюсь, что теперь он рискнет трогать своими пальцами дождевых червей или выкапывать из ила ракушки. Да уж, Стас-мальчик уже никогда не приедет сюда. Ни сюда, ни куда бы то ни было.

Он остался в прошлом лете. Наверное, его не стало еще в тот момент, когда мы в первый раз по-особенному простились на вокзале. Я уехала на день раньше, чем Стас, поэтому он меня провожал. Уже почти спрыгивая с подножки поезда, который вот-вот должен был отправиться, он торопливо прижался своими мягкими губами к моим. У нас обоих вдруг резко закончился воздух. Волнительно и неожиданно, в тот момент мы оба будто простились с нашим детством. И потом в школе на переменках я взволнованно рассказывала подружкам, что у меня был первый поцелуй. Не во сне, не в мечтах, а с настоящим мальчишкой, красивым и подходящим во всем. Конечно, я не уточняла, что это было всего один раз и очень кратко, как японское хокку, которое так скоро доходит до конца, что не успеваешь понять смысл.