Но беда была в том, что все эти темы уже давно устарели. Газета не успевала попадать в киоски, как сенсации становились вчерашними новостями. Вот и сегодня новостью стало убийство Давида Линдхольма, и в этом преступлении подозревают его жену.

Интернет разрывался от похвал в адрес убитого комиссара полиции.

Талант Линдхольма заключался в знании человеческой природы и в его непревзойденном умении общаться с людьми. Он был мастер беседы, он был самым верным на свете другом и обладал поразительной интуицией.

Что со всем этим делать? – подумал Андерс Шюман, чувствуя, как медленно ворочаются мысли в его мозгу, отвыкшем заниматься этическими проблемами. В его инстинктах, которые должны быть направлены на соблюдение таких принципов журналистики, как оценка новостей, проверка источников и решение о том, стоит ли раскрывать настоящие имена, осталось место только для финансового анализа и объемов продаж.

Он выглянул из кабинета.

Первым долгом следует оценить ситуацию, подумал он, встал и решительно направился в редакцию.

– Что мы будем делать с этим убитым комиссаром? – спросил он Спикена, шефа новостного отдела.

Спикен сидел положив ноги на стол и жевал апельсин.

– Оставим для него первую полосу, колонку новостей, седьмую, восьмую полосу и центральный разворот, – ответил тот, не подняв головы.

– Как поступим с новостью о том, что главная подозреваемая – его жена? – спросил Шюман, присаживаясь на краешек стола, демонстративно подвинувшись ближе к ботинкам шефа отдела.

Спикен понял намек и сбросил ноги со стола.

– Ты имеешь в виду, каким кеглем наберем этот заголовок? – спросил он и выбросил апельсиновую кожуру в мусорную корзину.

– Если мы назовем Давида Линдхольма жертвой убийства и тут же скажем, что в убийстве подозревают его жену, то тем самым назовем ее убийцей, – заметил главный редактор.

– И что? – Спикен удивленно воззрился на шефа.

– Но ее пока даже не допрашивали, – пояснил Шюман.

– Это вопрос времени, – парировал Спикен и снова уставился в экран компьютера. – Кроме того, все уже успели это произнести вслух. Наши конкуренты и даже уважаемые утренние газеты назвали участников преступления по именам.

«Ладно, – подумал Шюман, – этическую инициативу я проявил».

– Где ты достаешь апельсины в это время года? – спросил он.

– Они немного жестковаты, но я и сам такой же, – пошутил Спикен.

К его столу подошла Берит Хамрин – с сумкой на плече и плащом, перекинутым через руку.

– Ты написала отличную статью для сегодняшнего номера, – сказал Шюман, стараясь подбодрить Берит. – Какие-нибудь отклики уже есть?

Берит остановилась перед главным редактором и кивнула в сторону монитора Спикена.

– Я хочу сказать о Юлии Линдхольм. Мы приняли решение назвать ее в Интернете убийцей?

– Под «мы» Берит имеет в виду всех журналистов Швеции, – язвительно произнес Спикен.

– Насколько я понимаю, только еще одна вечерняя газета и одна из утренних выдали сюжеты о том, что подозреваемая – его жена, – заметил Шюман.

– Нам не надо называть имя его жены, – вставил Спикен.

Берит подошла еще ближе к Шюману.

– Сам факт, что мы публикуем имя Давида Линдхольма, описывая, как он был убит в своей постели, а потом пишем, что подозреваемая – его жена, означает, что нам и не надо называть ее по имени. Всякий, кто знает Юлию, сразу поймет, кого мы имеем в виду.

– Но мы должны освещать сенсационные убийства, – возмущенно произнес Спикен.

– Я бы не стала называть то, что мы сейчас публикуем на нашем сайте, освещением, – сказала Берит Хамрин. – Нормальные люди называют это сплетнями. До тех пор, пока в полиции не подтвердили подозрение, все наши публикации – не более чем слухи.