Пал Бел-Ярнак! Волшебство Торазора и злая насмешка Друм-ависты превратили его в редчайший металл на планете, полной золота, серебра и драгоценных камней.

Нет больше Бел-Ярнака – теперь на его месте железный город Дис!

Норман Хартли был плохо знаком с мрачными легендами, ходившими о Монкс-Холлоу, да и не слишком интересовался ими. В старинном городке, затаившемся посреди уединенной долины, уже много лет было тихо, но россказни стариков стали основой для любопытных и жутковатых сказаний о ведьмах, творивших отвратительное колдовство в смрадных Северных болотах, куда до сих пор боялись заходить местные жители.

Рассказывали, что давным-давно в стоялой трясине жили чудовища, и индейцы неспроста прозвали ее Запретным местом. Но ведьмы ушли, их богохульные книги были сожжены, а удивительные орудия – уничтожены.

Но темные знания не канули в глубь веков, и остались люди, помнившие ту ночь, когда, услышав отчаянные вопли из дома полоумной Бетси Кодман, горожане вломились внутрь и увидели, как ее тело все еще дрожит в ведьминой колыбели[4].

Однако Норман Хартли видел в Монкс-Холлоу обычный тихий городок, где можно найти уединение, немыслимое в Нью-Йорке. Там в его мастерскую постоянно вваливались дружки-повесы, и, вместо того чтобы трудиться над картинами, Хартли был вынужден шляться по ночным клубам.

Это не шло на пользу работе. Поэтому он снял старинный дом с мансардной крышей в двух милях от городка, чувствуя, что здесь к нему вернется вдохновение, благодаря которому его картины стали знамениты.

Но ему не давал покоя Ведьмин камень.

Это была грубо отесанная серая глыба, около трех футов в высоту и двух в ширину, стоявшая в цветнике за домом. Всякий раз, когда Хартли видел ее за окном, его художественному чувству наносилось оскорбление.

Добсон, смотритель дома, пытался прикрыть камень цветами, рассадил рядом с ним ползучие растения, но почва, по-видимому, оказалась бесплодной. Ведьмин камень окружала голая коричневая земля, где не росли даже сорняки.

Добсон говорил, что это все из-за Персис Уинторп, но Добсон был суеверным болваном.

Камень мозолил глаза Хартли независимо от того, лежала под ним Персис Уинторп или нет. Красочный сад не притягивал взора, в отличие от пустого участка, где стояла глыба. Хартли, с религиозным рвением служивший красоте, испытывал крайнее раздражение от одного взгляда на Ведьмин камень. В конце концов он приказал Добсону убрать его. Морщинистое загорелое лицо старого смотрителя тут же исполнилось тревоги. Он пошаркал по полу деревянной ногой и высказал возражения.

– От него нет вреда, – заметил он, косо глядя на Хартли водянистыми голубыми глазами. – К тому же это в своем роде памятник.

– Послушайте! – Хартли вскипел без видимой причины. – Я здесь съемщик и имею право убрать камень, если он мне не нравится. А он мне не нравится – все равно что большое зеленое пятно на закате. Из-за него сад теряет симметрию. Вы что, боитесь к нему прикасаться?

Хартли фыркнул, его худое, задумчивое лицо залилось краской.

– Мне говорили, что старая Персис, когда ее топили в пруду, прокляла Монкс-Холлоу. К слову, утопить ее так и не смогли, что немудрено, учитывая, какой у нее был папаша… как-то ночью он явился с Северных болот и…

– Ох, бога ради!.. – брезгливо перебил Хартли. – Хотите сказать, она вылезет из могилы, если убрать камень, да?

– Не говорите так, мистер Хартли, – затаив дыхание, ответил Добсон. – Всем известно, что Персис Уинторп была ведьмой. Когда она жила в этом доме, тут такие ужасы творились!

Хартли отвернулся. Они были в саду, и художник отошел, чтобы лучше рассмотреть камень.