Мама была родом из тех мест, где ската всегда подают на стол во время важных семейных церемоний. Мамин год строился вокруг церемоний, которым она строго следовала, один раз весной и по два раза – летом и зимой. Мама чистила у колодца семь скатов в год, поскольку ваша семья отмечала еще Новый год и Праздник урожая. Обычно мама выбирала крупного ската, размером с крышку большого котла. Когда мама отправлялась на базар, покупала красного ската и бросала его рядом с колодцем, это означало, что приближается день традиционной семейной церемонии. Особенно нелегко было очищать ската от чешуи, готовя его к новогодним церемониям, в морозы вода в колодце замерзала. Твои детские руки были еще очень нежными, а мамины огрубели от работы. Покрасневшими от холода руками мама надрезала кожу ската, и твои ловкие маленькие пальчики удаляли чешуйки, покрывавшие тело рыбины. Вам с мамой было бы намного легче, если бы кожа ската снималась как чулок, но чешуя расслаивалась, и тебе приходилось попотеть. Мама надрезала рыбину с другой стороны, и процесс продолжался.

Сцена из зимней жизни: вместе с мамой вы сидите на корточках около колодца, затянутого тонким ледком, и очищаете ската от чешуи. Этот процесс повторялся из года в год, словно кто-то перематывал назад пленку вашей жизни. И вот однажды зимой мама взглянула на твои замерзшие руки и заявила: «Кому будет хуже, если мы не почистим ее» – и вместо того, чтобы и дальше очищать рыбу от чешуи, уверенно порезала ее на куски. Тогда впервые на праздничном столе появился скат в чешуе. Отец удивился:

– Что такое с этим скатом?

– Это тот же скат, но в чешуе, – спокойно отозвалась мама.

Сестра отца недовольно проворчала:

– Ради семейной церемонии стоило и постараться.

– Тогда попробуй сама почистить эту рыбину, – огрызнулась мама.

И стоило в тот год случиться чему-то непредвиденному, кто-нибудь обязательно вспоминал злосчастного ската в чешуе: не уродилась хурма, одному из твоих братьев во время игры в городки ткнули палкой в глаз, отца положили в больницу, кузины подрались – сестра отца ворчала, что всему виной стало мамино нежелание как следует приготовить ската к семейной церемонии.

Мама положила осьминога на разделочную доску и попыталась порезать его. Но повторилась та же история, что и с редькой, – нож выскальзывал из ее непослушных пальцев.

– Я все сделаю сама, мама.

Ты снова взяла у нее нож, порезала пропитавшегося ароматом редьки осьминога на кусочки, обмакнула ломтик в соус из красного перца и уксуса и протянула маме. Именно так она всегда угощала тебя. Каждый раз, когда ты пыталась самостоятельно подцепить аппетитный ломтик палочками, мама говорила:

– Если есть палочками, будет не так вкусно. Открой-ка рот.

И вот теперь мама попыталась взять кусочек палочками, и ты сказала ей те же слова:

– Будет не так вкусно. Открой-ка рот.

Ты осторожно положила кусочек осьминога ей в рот, а затем тоже откусила немного. Осьминог оказался мягким и теплым. Ты усмехнулась: вот это да – осьминог на завтрак. Но вы с мамой ели его руками, стоя посреди кухни. Жуя осьминога, ты наблюдала, как мама попыталась сама взять кусочек и уронила его. Ты взяла еще один ломтик и положила ей в рот. Вскоре она бросила попытки есть сама и ждала, когда ты угостишь ее новым кусочком. Руки словно отказывались ей служить. Доедая осьминога, ты назвала ее матушкой. Это было впервые за долгое время.

– Матушка, давай поедем сегодня в Сеул.

Мама откликнулась:

– Давай лучше сходим в горы.

– В горы?

– Именно.

– И отсюда туда можно дойти?

– Я проложила туда тропинку.

– Давай поедем в Сеул и сходим с тобой в больницу.