Дверь на не снимаемый с кнопки звонка палец никак не реагировала. Что такое? В нетерпении Надежда притопнула ножкой. Нет дома? Где шляется, почему не ночует дома? А в голове вдруг, в разрез с ее намерением отругать Вектора, острым ножом видение тонких пальцев с Лилькиным маникюром в его кудрях, рыжих волос поперек кубиков пресса и… Она забарабанила в дверь. Та поддалась, приоткрывшись на ширину ладони, явив собой в просвет один прищуренный сонный глаз, лоскут серых трусов и одну ногу. Всё это великолепие венчало как раз уместное сейчас, посреди ночи, разворошенное гнездо светлых кудрей.

– Надя? – удивился он.

– Нет, Дед Мороз! – рявкнула она, толкая дверь. – Впусти меня, гостеприимный ты мой!

Он отступил на шаг, распахивая дверь шире. Она зашла, хлопнув за собой дверью. Звук в ночной тишине вышел очень громкий, Вик недовольно поморщился.

– Ну и какого черта ты встречаешь гостью в одних трусах?

Весьма симпатичные серенькие боксеры, кстати.

– А… Что? – уставился он на нее изумленно. – Гостью?

– Да!

– Возможно, мой вопрос покажется тебе странным. И даже неуместным, – он, как и Надя, упер руки в бедра. – Но какого черта ты делаешь у меня дома в…

О-о, на нем, кроме трусов, еще есть часы. И это так… сексуально смотрится.

– В половине третьего ночи?

– Мне не хотелось ехать домой. – Она картинно вздохнула, надула губки. Невинный взгляд из-под длинной челки. – Меня там будут ругать.

– За что?

– За то, что я выпила… лишнего.

Он изумленно хмыкнул. Но самое удивительное было впереди.

– А ты же не будешь меня ругать, Вик? – Надя шагнула к нему, положила руки на плечи, доверчиво прижалась щекой к теплой груди. Легонько выдохнула: – Правда? Не будешь? И не прогонишь?

Он замер. Надя, такая нежная, хрупкая. Ее упоительно пахнущие волосы рядом с его губами, она на каблуках достает ему даже до подбородка. И она прижимается к нему – крепко, сильно, ее ладошки на его спине. Сама, по своей воле. Здесь нет никого, только он и она. Не надо никому ничего демонстрировать и доказывать. Но она все равно обнимает его. О, черт, на нем же из одежды одни трусы, и те мало что скроют при случае. А случай наступает, просто-таки неотвратимо…

Она замерла. Теплый, гладкий. Пахнет чем-то мужским и сном. Ужасно вкусный и домашний. Такого надо тискать и мурлыкать. Чуть поворачивает голову, чтобы коснуться губами кожи на груди. Вау… Тут же хочется то ли лизнуть, то ли куснуть… И… ой, что это ей упирается в живот… или кажется? Или нет, не кажется?

Он в одно движение высвободился из ее рук.

– Не выгоню, – сказал резко. И шагнул в комнату: – Сейчас, постель приготовлю.

Вдруг стало холодно и одиноко под руками, губами, там, где только что было теплое и приятное. Она посмотрела ему вслед. Как он посмел ее оттолкнуть, когда она его обнимает? Надя скинула туфли и сердито протопала в комнату.

Баженов, как ни в чем не бывало, производит поиск в стенном шкафу. Поднял руки, шарит что-то на верхних полках. Ох, какая же у него спина. И… хм, да… Снова права Лилька. Задница просто потрясающая.

– Ты что там делаешь, весь из себя такой домовитый?

– Постельное белье ищу. Свежее, – буркнул он, всё еще не оборачиваясь. Ему очень хочется надеяться, что она не заметила… Но поворачиваться лицом, а точнее… передом… пока не стоит.

– Свежее? – хмыкает Надя. Чувствует, что начинает злиться. А она сейчас не в том состоянии, чтобы контролировать себя. – Зачем? Что, дрочил в кровати, Вектор?

Он замер. Смертельно хочется повернуться к ней и… сделать что-нибудь! Вместо этого вздохнул – глубоко, медленно. А за его спиной она завороженно наблюдает за тем, как поднимаются и опадают его плечи.