Тропинка стала понижаться, она вывела Марину за ограду парка, и впереди распахнулось море – огромное, усеянное белыми кудрявыми барашками волн.

Тропинка стала крутой, она сбегала по каменистому склону к узкой полоске пляжа.

Марина спустилась по ней, осторожно ступая, и пошла вдоль моря по плотному сероватому песку, между облизанных волнами валунов и обломков скалы, похожих на выпавшие зубы престарелого дракона.

Невольно она пошла вправо – туда, где над морем нависал обрыв, на краю которого стояло трехэтажное здание, по углам украшенное островерхими башенками.

В самом облике этого здания ощущалось запустение, медленное, но неуклонное умирание…

Ну да, это ведь тот самый заброшенный отель, в который минувшей ночью Марину привела странная женщина в развевающихся шелках, с необычным именем… правда, ночью, в волшебном лунном свете, это здание казалось величественнее и загадочнее…

Марина предпочитала не думать о том, что было ночью, старалась уверить себя, что это был всего лишь сон… но ноги сами привели ее к этому отелю… Она смотрела на него снизу, приходилось задирать голову, чтобы разглядеть само здание.

Впереди, под самым обрывом, суетились какие-то люди.

Когда Марина оказалась достаточно близко к ним, она увидела, что они что-то укладывают на носилки.

Тут навстречу Марине шагнул мужчина в форме охранника отеля, с узкой полосочкой рыжеватых усов под унылым носом, выставил вперед руки в испуганном и в то же время запрещающем жесте, проговорил озабоченно:

– Не ходите туда, нельзя!

– Почему? – спросила Марина. – Что случилось?

– Ничего особенного… – Он отвел глаза.

– Тогда почему нельзя?

Мужчина не успел ответить, потому что в это самое время его окликнула властная, рослая женщина лет пятидесяти, с тщательно уложенными платиновыми волосами, которые не смог растрепать даже порывистый морской ветер:

– Феликс, подойди, помоги! Ты видишь…

Она не договорила, но мужчина уже метнулся к носилкам.

И Марина сделала несколько шагов в том же направлении.

Теперь она смогла разглядеть всю сцену.

Двое рослых парней в голубой медицинской униформе укладывали на носилки что-то безжизненное и бесформенное, тщательно укутанное мятым белым полотнищем, может быть, всего лишь простыней. Феликс помог им, они взялись за ручки, подняли носилки и понесли в ту сторону, где стояла Марина.

Феликс семенил рядом с носилками, то и дело поправляя сбившуюся простыню.

Когда они поравнялись с Мариной, он быстро и недовольно взглянул на нее и проговорил сквозь зубы:

– Я же просил вас… говорил, что сюда нельзя…

Марина нерешительно попятилась, чтобы не стоять на пути санитаров с носилками.

В это время один из них споткнулся на скользком камне, чертыхнулся, стараясь сохранить равновесие. Носилки накренились, Феликс подскочил к ним, чтобы поддержать.

Край простыни сполз, и Марина увидела лицо.

Это было женское лицо, которое показалось ей знакомым, – высокие скулы, четкие темные линии густых бровей, глубокая складка у переносицы…

Ну да, эта женщина была удивительно похожа на портрет, который Марина видела ночью в отеле…

Только у женщины на портрете был строгий, пристальный, внимательный взгляд – а широко открытые глаза покойницы смотрели в небо с ужасом и удивлением, как будто перед смертью она увидела что-то неожиданное и невероятное.

Носилки выправились.

Феликс поправил простыню, закрыв мертвое лицо, покосился на Марину и прошипел:

– Я же просил… уходите же отсюда! А впрочем, что уж теперь… – и он махнул рукой, засеменил дальше рядом с носилками.

Женщина с властным голосом и платиновыми волосами прошла мимо, делая вид, что Марину не замечает, хотя едва не коснулась ее рукавом светлого пиджака. А может, и правда не заметила, что ей какая-то одинокая отдыхающая, у нее заботы поважнее.