Я еду на Север! Пожелай мне счастливого пути! И помни: всё ещё будет!

Напиши мне в Северогорск до востребования. Пока я доберусь туда на перекладных, письмишко уже будет там.

Чао!

Твоя

_ _ _

21.09.1963г.

Михаил

Пригород

Данусь! Дорогой мой крылатый человек.

Мне нет оправданий. И не потому, что я не угадал твоего желания. Во всяком случае, не только потому. Я лгал тебе. Что обнаружил, впрочем, лишь тогда, когда прочитал твоё письмо. Я понял это по захлестнувшему меня жгучему чувству стыда. У тебя не бывает так? Говоришь или пишешь с твёрдой уверенностью, что всё сказанное – чистая правда, а потом оказывается, что под покровом этой внешней правды таилась ещё одна, которую ты вольно или невольно не замечал. Когда до меня дошло, что ты уже в дороге, и мы не увидимся, тут-то я уразумел, чего стоили мои уверения о пренебрежении к штампам в паспорте и о том, что мне, мол, страсти обуздать – раз плюнуть. Ох, Данусь! Может быть, всё дело в том, что за каких-нибудь пару недель я успел привыкнуть к мысли о близости рая. Я слишком долго сдерживал себя, и стоило мне получить от жизни туманный намёк на то, что мы можем быть вместе, как воображение моё разыгралось. Я потерял голову. Я затеял с жизнью гнусную торговлю. Вместо того чтобы бросить всё и мчаться к тебе хоть на «пару дней, на пару часов», я стал выклянчивать у судьбы всё разом. И получил по заслугам. Я даже не обнял тебя, Данусь.

Ты спрашиваешь, помню ли я тот мартовский день. Хотел бы я его забыть. К моим тогдашним мукам сейчас прибавилась неловкость. Но будь хоть немного снисходительной, Данусь. Как я тогда рассуждал, да, собственно, и сейчас рассуждаю? Все мы – люди. А человек, Данусь, существо слабое, какие бы иллюзии он ни питал на этот счёт. Что же касается нашей плоти, тут и говорить нечего. Слишком часто она берёт верх над самыми светлыми побуждениями разума, и мы пасуем перед ней. Для тебя, полагаю, не секрет, что часто влюблённый или даже любящий мужчина, оказавшись при соответствующих обстоятельствах в обществе другой, привлекательной женщины, не в силах противостоять соблазну, изменяет своей любви. Ситуация достаточно тривиальна. То же случается с прекрасным полом. Пословица «добродетель крепка, пока нет соблазна» возникла недаром. Из ста женщин девяносто не устоят. У мужчин ещё хуже: из тысячи – девятьсот девяносто девять. Вряд ли я ошибаюсь. И тут не стоит кричать «караул!». Однако, нужна какая-то определённая позиция. Теоретически найти её не трудно. Можно подражать, например, тому же Кенту. В Америке у него была жена, которую он очень любил, в Гренландии – Саламина, которой он посвятил чудесную книгу, и Анна, в которую он был немножечко влюблён. И всё было целомудренно и человечно. Но когда я попытался перенести эти принципы с гренландской на нашу почву и на свою малосмышлёную особу, получилось чёрт знает что. ВО времена моего решающего броска в жизнь я вступил, например, в связь с сорокалетней женщиной. На первых порах мне даже казалось или я уговаривал себя, что это и есть моя Саламина. Потом, отрезвев, я оправдывал случившееся тем, что мне необходимо знать, как складываются отношения между юнцом и зрелой женщиной. Но всё это не долго служило мне утешением. На самом деле это была пошлая отвратительная связь, о которой я до сих пор вспоминаю с превеликим стыдом.

Мудрое спокойствие Кента осталось для меня недосягаемым. Я делал много глупостей, мучился по пустякам. Но чему я всё-таки хоть немного научился – уважению свободы, своей и чужой. И ещё научился не придавать значения мимолётным влечениям плоти.