Авиакомпании и гостиницы проворачивают с помощью чеков огромную часть бизнеса. Большинство чеков, возвращаемых из-за недостатка средств, – вовсе не попытки мошенничества. Обычно это запущенные случаи денежных затруднений со стороны субъектов, рассчитавшихся чеками. Как правило, подобных субъектов разыскивают, и чеки их становятся действительными. Во многих случаях, связанных с выданными мной чеками, те сперва откладывали для инкассации, прежде чем предпринять попытки разыскать меня через «Пан-Ам». Уверен, что во многих других случаях пострадавшие от моей руки бизнесы просто списывали потерю в убытки и больше не парились из-за этого.

Те же, кто парился, передавали дело местной полиции, что опять-таки содействовало и способствовало мне. Даже в метрополисах очень немногие полицейские департаменты, а то и вовсе никакие, располагают адекватно укомплектованными отделами по работе с палеными чеками или подразделениями по борьбе с мошенничеством.

И ни один детектив в любых органах правопорядка не обременен делами так, как офицер, занятый расследованием чековых мошенничеств. Аферы с жульническими чеками – самое распространенное преступление, а профессиональный кидала – коварнейший из преступников, повязать которого труднее всего. Это справедливо сегодня и было справедливо тогда, и никоим образом не бросает тень на способности или решимость занятых этим офицеров. Процент их успехов восхитителен, учитывая количество жалоб, с которыми им приходится иметь дело ежедневно. Подобные полицейские обычно работают по приоритетам. Скажем, команда детективов занимается делом о подделке зарплатных чеков, обходящихся местным торговцам в 10 тысяч долларов еженедельно и, очевидно, созданных преступной группой. На ней также висит заявление ювелира, потерявшего 3 тысячи долларов из-за кидалы. И от банкира, чей банк обналичил фальшивый банковский чек на 7500 долларов. Плюс пара дюжин дел, связанных с местными фальшивомонетчиками. И вдруг поступает заявление от менеджера мотеля, утверждающего, что он потерял 100 долларов из-за мошенника, выдающего себя за пилота гражданской авиации. Произошло это правонарушение две недели назад.

И что же сделают детективы? Прибегнут к стандартной процедуре, вот что. Установят, что нью-йоркский адрес злоумышленника – фикция. Выяснят, что в «Пан-Ам» такой пилот не числится. Может, зайдут настолько далеко, что раскопают, как самозванец раскрутил одну авиакомпанию на бесплатный полет в Чикаго, Детройт, Филадельфию, Лос-Анджелес или какой-либо иной отдаленный пункт назначения. Отправят депешу в соответствующий город по полицейскому телетайпу и отложат заявление в долгий ящик для будущих справок, вот что они сделают. Они сделали все, что могли. А я, как шмель, продолжал летать и собирать нектар на стороне.

Так что, учитывая последние два фактора в моей гипотезе, ничуть не удивительно, что я мог действовать настолько свободно и дерзко. Такого инструмента полиции, как Национальный информационно-криминологический центр (NCIC), в тот период еще не существовало. Если бы мне пришлось иметь дело с компьютеризированной полицейской системой, с ее обширным, внушающим благоговение кладезем криминальных фактов и цифр, моя карьера, вероятно, укоротилась бы на несколько лет. И наконец, я был пионером в мошенничестве столь невероятном, столь невозможном с виду и столь дерзком, что оно удалось.

В последние месяцы своих приключений я наткнулся на капитана «Континентал», с которым эстафетил пару раз. Я весь внутренне подобрался, но он рассеял мою тревогу теплым приветствием. Потом рассмеялся и сказал: