Мещерский снова громко икнул и, по звукам, завалился на диван – наверное, один из тех двух, что стояли друг против друга в центре его кабинета на ковре.

Затаив дыхание, я пыталась просчитать свои шансы выбраться отсюда. Учитывая то, что директор сейчас либо уснет, либо будет уведен не в меру заботливым водителем, шансы у меня довольно неплохие…

– Чем это я так заляпался… – недоуменно протянул Мещерский. – Борменталь, притащи-ка мне новую рубашку из шкафа… на этой какая-то омерзительная дрянь… на самом видном месте…

Заскакав испуганным зайцем, сердце устремилось в желудок. Шансы скатились в ноль.

 – А может вы уже дома переоденетесь, Богдан Александрович…

Да, да! – чуть не закричала я! Конечно дома!

– Рубашку, я сказал! – сотрясая воздух, громогласно рявкнул Мещерский, и я даже каким-то образом умудрилась присесть от страха – хоть уже и сидела на коленках.  

Это конец, поняла я. Он ни за что не поверит, что я пришла сюда с намерением все ему рассказать. Полная безнадега.

Послышались быстрые шаги, за дверцу потянули. Не придумав ничего лучше, я беспомощно зажмурилась...

***

Забившись в самый угол шкафа, я попыталась слиться с какой-то белой тряпкой, понимая, что в моем обычном состоянии у меня это, может, и прокатило бы… Но не сейчас.

Дверца отворилась наполовину, в шкаф просунулась мужская рука в пиджаке.

Ни разу даже не взглянув внутрь, водитель Марк вытащил наобум одну из рубашек и вернулся к своему хозяину, так и оставив дверцу незакрытой.

Я чуть не заплакала от счастья. Если выберусь из этой передряги живой, надо будет как-нибудь отблагодарить Марка.

– Спсбо… – невнятно пробормотал Мещерский… и вдруг оказался в поле моей видимости.

Спиной и голый по пояс.

Тут уже икнула я. У меня, кажется, даже рот слюной наполнился – так что пришлось проглотить ее избыток.

Весь в крепких, тугих мышцах, загорелый и широкоплечий, директор «Меридиана» был похож на моряка, только что сошедшего на землю и все еще покачивающегося на широко расставленных ногах. Будто специально для усиления сходства на правой лопатке его красовалась какая-то сложная, узорчатая татуировка, переползающая на грудь, крепкая, подвижная талия говорила о том, что на животе ее обладателя возможны «кубики».

Я еще раз громко глотнула.

– Помочь?

В руках Мещерский вертел только что поданную ему чистую рубашку и, по всей видимости, вопрос относился к процессу ее надевания.

– Стоп, – властным жестом директор остановил надвигающегося на него водителя. – Я сам. И, Марк…

– Что, Богдан Александрович?

– Я буду спать здесь, – это было сказано совершенно беспрекословным тоном, который водитель, без сомнения, распознал.

– Хорошо. До завтра, Богдан Александрович.

Мягкий щелчок со стороны двери, и мы остались одни. Я и злой, хорошо выпивший, полуголый мужчина, мечтающий затащить меня в постель. Слава богу, пока не подозревающий о моем присутствии.

Дверцу шкафа бы закрыть… Потянувшись, я попыталась схватиться за створку и только толкнула ее, открывая еще шире.

– Черт… – еле слышно ругнулась, съеживаясь в своем углу.

В результате моей неудачной попытки теперь видна была почти вся комната.

В профиль ко мне и все еще не надев рубашку, Мещерский полулежал на диване, что-то рассматривая на экране своего мобильника – приближая и удаляя пальцами. Он уже не выглядел пьяным, просто усталым – замученным даже.

Веки его явно тяжелели. Он вдруг широко зевнул и опустил руку, бросая мобильник на пол рядом с диваном.

– Завтра займусь… – о чем-то вслух пообещал он, устраиваясь поудобнее.

Неужели и в самом деле собрался здесь спать? Я нахмурилась. Голый, на холодном кожаном диване? И ведь не накроешь ничем… разве что той же рубашкой…